— С каких это пор мы заранее знаем, осилим мы что-нибудь или нет? — спрашивает Харра. — Прошли те времена, когда мы наперед знали, что получится, поскольку все это было старье с первобытных времен. — Он раскуривает сигару и затягивается так глубоко, что Боскову вчуже кажется, будто у него треснули легкие. Затем Харра закладывает руки за спину и попыхивает в облаке дыма. — Вопрос состоит из множества отдельных вопросов, не так ли?. Окинуть взглядом все я не могу. Дело превосходит возможности исследовательского института, пока и поскольку, мы, несмотря на все прежние заходы, плохо подготовлены, не так ли? Ты и сам должен быть в курсе на все сто процентов… Как, как? Я что, неясно выражаюсь? Нет, Босков, ты, по-моему, просто глохнешь. — Теперь Харра грохочет во весь голос: — Но текущие возможности института не совпадают с абсолютными возможностями коллектива, это ясно. С тех пор, как к нам пришел Киппенберг, мы непрерывно расширяем наши возможности. Для данной технологии должны быть задействованы многие факторы, Прежде всего надо учитывать фактор времени. Не будь у нас временных ограничений, я без всяких раздумий сказал бы «да». Потому что математический аспект — это все старые истории. Применение машины — тоже вопрос времени, поскольку уже случалось, что наш парнишка считал двадцать часов подряд, — тут все зависит от степени требуемой точности. Тут я более серьезных затруднений не предвижу. Во всем мире принято прибегать к помощи ЭВМ для решения кинетических и технологических задач. Остается чисто химическая сторона дела. С точки зрения теоретической здесь тоже все ясно. Но лабораторные журналы Шнайдера составлены очень скупо. Тут еще предстоит на основе новой серии опытов определить новые параметры, для Лемана и Мерка. Ну как, Босков, с тебя довольно?
— Н-да, — говорит Босков, и выражение лица у него не особенно счастливое. — А техническая сторона дела?
— Вот техническая — это вещь в себе. Я говорю это только затем, чтобы не осталось никаких неясностей. В лице Юнгмана мы имеем одаренного специалиста по вопросам технологии. Но вот на всех прочих господ, включая сюда высоко ценимых мною деятелей из адских кухонь Хадриана, я бы не стал особенно полагаться. Они все чистые химики, а не инженеры.
— Да не тяни же ты, — взрывается Босков, — есть у нас шанс или нет?
Несколько секунд Харра молча пыхтит сигарой. Потом извлекает из кармана свои часы и включает бой, от серебристых звуков которого у Боскова делается мечтательный взгляд.
— Дело обстоит именно так, — наконец изрекает Харра. — Когда такие головы, как у нас, приступают к решению такой задачи, как эта, то есть принципиально разрешимой задачи, шанс есть всегда. Но для технических решений приближения не годятся. Другими словами, наш шанс обратно пропорционален фактору временных ограничений.
— Н-да, — говорит Босков. — А каков же он, этот шанс?
— Не знаю, Босков. Не могу сказать. Но считаю, что это по меньшей мере пятьдесят один процент.
— Откуда ты это взял?
— Потому что в противном случае Киппенберг не стал бы связываться с этим делом.
Харра уходит, а на смену ему является Шнайдер. Он останавливается на пороге комнаты. У Шнайдера, судя по его виду, мерзкое настроение. Н-да, думает Босков, этого мне еще не хватало. Босков вздыхает, Шнайдер глядит на свои часы, а когда ему предлагают сесть, отвечает:
— Спасибо, я лучше постою.
Тогда Босков вторично произносит свое заклинание.
— Отвечай коротко и ясно, что ты обо всем этом думаешь?
— А почему вы обратились именно ко мне? — спрашивает в ответ Шнайдер. — По-моему, вы обо мне не слишком высокого мнения! С каких это пор вас интересует, что я думаю? Спросите лучше у Киппенберга, тот всегда все знает!
Босков угрожающе пыхтит:
— Это… это же… Н-да! Я обращаюсь именно к вам потому, что ваши тогдашние лабораторные журналы выглядят слишком убого. Ясно? Вот почему я к вам обращаюсь. Теперь вы все знаете.
— Послушайте! — восклицает Шнайдер. — Тогда только и требовалось узнать, можно ли вообще скомпоновать это дерьмо. И если вы будете говорить со мной в таком тоне…
Босков говорит:
— Я вообще не люблю цапаться, но, если вы желаете, я готов соответствовать. Давайте, садитесь.
Шнайдер садится и брюзжит:
— А насчет «что я обо всем этом думаю» — это задачка для Гретхен, принципиальность примерно на том же уровне. Очень мне это нравится.
— Мне надо знать, что вы об этом думаете, — говорит Босков, — причем коротко и ясно. До тех пор вы отсюда не выйдете.
— Не вы ли все время твердили, будто семья при социализме — выше всего! — восклицает Шнайдер. — Фиг тебе выше!
Босков удивлен.
— Человек, — говорит он, — человек при социализме выше всего.
— Ну и что? Разве семья не состоит из людей? Тогда не приходится удивляться тому, что у нас распадается так много семей. И не диво, что у Кортнера сбежала дочь, когда нам приходится ставить свои опыты даже по выходным дням.
— Неужели каждый выходной день?