Киппенберг

— Да, — сказал я уклончиво, — иногда личная жизнь требует от человека больше, чем работа.

Она хотела было возразить, но в это время я притормозил, да так, что машину занесло и мы едва не въехали на тротуар, лишь чудом не сбили столб с дорожным знаком, а фрау Дегенхард бросило прямо на меня.

— Вы прежде лучше водили машину! — сказала она, кинув на меня уничтожающий взгляд.

— А здесь лучше посыпа́ли, — отпарировал я. — Гололед, черт его побери!

Но на самой улице скользко не было.

— Посыпают чем ни попадя, — сказал я. — Вот бы Леман посчитал как-нибудь на своей машине.

— Что посчитал? — спросила фрау Дегенхард.

— Что выходит дороже, — объяснил я, — вмятины из-за гололеда или коррозия из-за этой дряни. Полезно было бы прикинуть, пусть приблизительно, хоть в грубом приближении!

— Зачем? — спросила фрау Дегенхард. — Подметки от этого не портятся.

Я искоса взглянул на нее: лицо ее было замкнутым или задумчивым, во всяком случае, сейчас оно мне показалось чужим. Всю дорогу она молчала. А я не предпринимал попыток ее разговорить. Где она живет, я знал, потому что прежде иногда подвозил ее. Когда мы остановились у ее дома, она все еще продолжала сидеть в машине, будто ей уже не нужно было спешить.

— Все были здорово шокированы, когда Вильде на вас набросился, — сказала она. — Но вас это не выбило из колеи.

— А что, по мне было заметно? — спросил я.

— Нет, — ответила она. — Я одна заметила. Потому что я все в вас замечаю.

— Я хотел, чтобы Вильде поднял шум, — сказал я, — но не думал, что он ополчится против меня.

— Пусть это послужит вам уроком, — сказала она.

Тогда я посмотрел ей в лицо и спросил:

— Что это вы на меня так взъелись? Думаете, я не вижу? Я же не идиот!

Она молчала.

Я добавил:

— Как сказал бы Босков, давайте выкладывайте, полегчает.

— Но не в машине же, — сказала она, — подниметесь со мной выпить чашку кофе?

— Согласен, давайте выясним все до конца.

До сих пор я ни разу не бывал в ее квартире и, поднимаясь с довольно тяжелой сумкой на второй этаж, спросил:

— Как вам здесь живется?

— Хорошо живется. У нас три комнаты, кухня, ванная, Третья комната крошечная, но мне хватает. А центральное отопление просто бесценная вещь.

Ей не понадобилось ни звонить, ни отпирать, потому что дверь распахнулась, едва мы оказались перед ней.

Я был знаком с детьми, и они меня знали, но я не видел их уже несколько лет. Вероятно, поэтому восьмилетняя Клаудия не захотела меня признать. Она еще не успела залезть в ванну, но дело уже явно к этому шло. Она была почти голышом, но чувства стыда, как видно, не знала: стоя в одной рубашонке, едва доходившей до пупа, она разглядывала незваного гостя, который здоровался с ее братьями, и пришла к выводу, что он чересчур высок.

— Ты Томас, — сказал я младшему, — а ты, значит, Михаэль, верно?

— Верно, — подтвердил старший.

— А вы тот самый Киппенберг, — сказал Томас мрачно, — который отправил маму в ссылку.

— Это он где-то подхватил, — невозмутимо произнесла фрау Дегенхард, снимая пальто.

Она прошла в кухню и поставила чайник.

— Очень грустно, — сказал я, — что в этом доме до такой степени упал мой авторитет! Может, модельки «олдтаймеров» поправят дело? У меня дома как раз две стоят без всякого применения.

Оба мальчика отреагировали, но не слишком бурно.

— «Олдтаймеры», конечно, вещь классная. Но у нас их еще нет, — заявил старший.

— Можешь считать, что есть! — сказал я. — А ты — Клаудия. Приветствую тебя, Клаудия!

Она молчала и смотрела на меня скептически, откинув назад головку с взлохмаченными волосами. Девочка была очаровательна, и я пустил в ход свою самую обворожительную улыбку. Но улыбка явно не произвела впечатления. Клаудия по-прежнему весьма критически смотрела на меня своими синими глазами, от которых я не мог оторваться.

— Я горячо приветствую тебя, Клаудия! — повторил я с нажимом.

Тогда она наконец протянула мне руку, но тут же свела на нет эту любезность:

— Я вас совсем не знаю!

— Ну как же не знаешь! — сказал старший. — Это же доктор с фотографии в гостиной.

Все еще не веря, она стянула рубашонку через голову и заявила:

— Вы ужасно громадный!

— В самом деле? — удивился я. — У нас в институте есть один Снежный Человек, так он еще больше.

— Это отговорки, — возразила она. — Мне вот нельзя говорить: Томас еще больше грубит!

Фрау Дегенхард вышла из кухни.

— Михаэль, ты мне сейчас отчитаешься! А вы, — обратилась она ко мне, — снимите наконец пальто!

— Ты сегодня опять уходишь? — спросила Клаудия. И уже с явным упреком: — У тебя что, опять собрание?

— Не прыгай тут голышом! — сказала фрау Дегенхард. — Живо марш в ванную!

Уже на пороге ванной Клаудия еще раз обратилась ко мне:

— А вы в нашу ванну совсем даже не поместитесь!

Фрау Дегенхард направилась в гостиную, и мы с Михаэлем последовали за ней. Для своих двенадцати лет он был большой и крепкий, но вел себя с такой же непосредственностью, что и младшие дети. Войдя в комнату, он достал кошелек с чеками и квитанциями.