Киппенберг

Она так резко поставила на стол чашку, что та зазвенела.

— Ах, у вас чувства появились? С каких это пор, интересно? Может, с отъезда вашей жены в Москву и появления знакомой, которая не желает называть себя по имени.

И тут я вдруг понял, из-за чего возникла перебранка в начале нашей говорильни, и это внезапное озлобление во время моего разговора по телефону, понял наконец, почему Босков ей так строго выговаривал. Однако с пониманием пришло и сожаление, что дружеские отношения, установившиеся в результате многолетней совместной работы, были так бессмысленно разрушены. Я решил допить побыстрее свой кофе и откланяться.

Но тут в комнату явились все трое детей с громадными бутербродами в руках, мальчики в пижамах, а Клаудия в ночной рубашке до пят. Не говоря ни слова, дети придвинули кресло к телевизору, Михаэль включил его, и они, жуя, уселись, кто на кресло, а кто на ковер. И тут же сплотились, чтобы дать отпор матери, когда та сказала:

— Что это вы, сейчас же марш отсюда, сегодня никакой детской передачи!

Сцена меня захватила. Я уже видел, какое в этом доме царило беспрекословное послушание. Теперь я стал свидетелем бунта. Дети и не подумали очистить территорию.

— Вы что, оглохли? — строго сказала фрау Дегенхард.

Оба мальчика никак не отреагировали. А Клаудия обернулась и посмотрела на меня, явно призывая встать на их сторону. Я поколебался, но выбрал нейтралитет. Вместо поддержки Клаудия получила мою самую приветливую улыбку. В ответ она скорчила мне рожу и повернулась к экрану, где уже появился песочный человечек из детской передачи. Ей-богу, всякий раз, когда я вижу эту куклу с застывшим и сладким лицом, я готов отдать месячную зарплату, чтобы она хоть разок весело подмигнула.

Власть фрау Дегенхард кончилась; ей оставалось только применить насилие, она встала и выключила телевизор. Мрачная решимость всех троих не предвещала ничего хорошего. И тут я пошел на риск и спросил:

— У Босковов тоже каждый вечер смотрят детскую передачу?

Я попал в точку. Михаэль придвинул кресло назад к столу. А Томас с полным ртом заявил:

— У Босковов детям по вечерам вслух читают.

— Ну, видишь, — сказал я и снова посмотрел на Клаудию. Сейчас у меня не было иного выбора, иначе я рисковал навсегда утратить ее доверие, а этого мне, как ни странно, очень не хотелось. — Ну ладно, — сказал я, — несите книжку!

И вот я уже сидел в детской и читал им «Ундину» из книжки, которая называлась «Королева Фантазия», надо признаться, не без некоторого труда, поскольку я порядком отвык от чтения вслух. Ровно в половине восьмого в дверях появилась фрау Дегенхард и объявила:

— Пора спать, гасите свет!

И я не мог не пообещать им при случае когда-нибудь, если будет время, дочитать сказку до конца.

За эти полчаса фрау Дегенхард не только переоделась я привела себя в порядок, но и приготовила целую тарелку бутербродов, она словно подносила гостю хлеб-соль, нельзя было ее обижать. Я упустил возможность сразу после кофе откланяться и пойти своей дорогой. А прежнее чувство обиды уже улетучилось.

Я приналег на еду, потому что обедал рано и с тех пор ничего не ел. Некоторое время мы молчали. Ее лицо казалось мне теперь не таким замкнутым и отчужденным, как в машине, но обаяние, которое я сегодня неожиданно в ней разглядел, исчезло. Черты ее лица были будто искажены мучительным раздумьем, к тому же фрау Дегенхард всячески избегала моего взгляда.

Если бы я знал в тот вечер, что творилось в душе этой Женщины, я бы, конечно, постарался уйти от откровенного разговора. Но я не понимал, почему ее до сих пор так занимает тот злополучный телефонный звонок. Чтобы хоть как-то разобраться в том, что с ней происходит, я стал припоминать то немногое, что она когда-то о себе рассказывала: недолгое замужество, закончившееся разводом по ее инициативе. Было в этой истории нечто иррациональное и глубоко мне чуждое: ей восемнадцать-девятнадцать, работает на химическом заводе, у нее дружок, годом старше. И мысли не было выходить за него замуж. Но вот однажды коллективная поездка за город, озеро, пароходик ждет у причала в Мюггельхорте, и, как говорится, ничто человеческое… звенят стаканы, и любовь бывает не только под крышами Парижа, они пьют, и танцуют, и опять пьют, ведь они так молоды. Летняя ночь, мягкая и прохладная, лес рядом, кровь стучит в висках все сильнее, и «к нему она, он к ней спешит». Шесть лет спустя у нее уже трое детей, муж часто в командировках на монтажных работах. Вдруг она узнает, он живет или жил с какой-то совсем молоденькой потаскушкой. Для нее тут же все было кончено — именно так она выразилась. В общем, не думала она, что такое с ней может случиться. Решительность, с которой фрау Дегенхард выгнала мужа, могла кому-то и понравиться, но я ее действий не понимал, на мой взгляд, они были уж слишком импульсивными.