Киппенберг

— Беда мне с вами, Киппенберг. Если противопоставить этой установке методику Харры, тогда наш внешторг уже в который раз купит десятку за сотню, только на сей раз не по своей воле. — И опять задумался. — Когда предстоят такие расходы, кому-нибудь да заказывают отзыв. Знать бы, кто его писал, ведь с тех пор прошло наверняка не меньше года.

Я потому лишь без особых терзаний выслушал реплику Боскова, что мне с каждой минутой становилось ясней, где искать выход.

— Человек, подобный Папсту, с первого взгляда увидит, какая сделка ему выгодна, а какая нет.

Босков разинул рот:

— Вы о чем?

— Вот о чем: а что, если мы тоже предложим Папсту свой товар?

— На бумаге? — закричал Босков. — Что мы можем предложить? Вы думаете, едва мы с этим заявимся, они нам сразу переменят государственный план? — И он начал размахивать скоросшивателем.

— Ну, вместе с экспериментальными данными Шнайдера нам уже есть что показать, — сказал я.

— Господи, кому нужны данные Шнайдера? — сказал Босков. — А где у нас опытная установка? Тогда ведь ее собрали только для временного пользования.

Босков был прав. Но ведь Шнайдер мог повторить опыты в расширенном масштабе. А если возникнут затруднения, на то есть Хадриан. Он у нас дока по методикам синтеза. Более того, у нас есть Вильде, который за последнее время изрядно продвинулся по части сетевого планирования. И Юнгман уже сколько лет готов к услугам по первому зову. Но если я сейчас выложу все это на стол и тем признаю, что про себя малость обмозговал ситуацию, у Боскова откроются глаза, и мне придется рассказать всю правду, как она есть, а правда может лишить меня его дружбы именно в то время, когда эта дружба мне больше всего нужна. Если же вечером во время предстоящей встречи втроем я заговорю о сетевых планах и завяжется достаточно оживленный разговор, можно будет обойтись без неприятных для меня вопросов, а в один прекрасный день я так или иначе все расскажу Боскову, только не сейчас и не сегодня.

— Не будем спорить насчет терминологии, — сказал я. — Я не силен в номенклатуре различных этапов освоения. Но мы могли бы подсуетиться в этом направлении.

Босков побагровел.

— Вы, кажется, надумали одурачить толстого Боскова! — вскричал он. — Вы, кажется, желаете обвести его вокруг пальца?

— Вы правы, правы, — умиротворяюще сказал я, — путь до промышленного выпуска далек и долог…

— Как до звезд, и вы знаете это не хуже меня.

— А все-таки не из-за масштабов ли начинания мы оба сейчас малость струхнули? Для изменения планов, каким оно представляется вам, надо и впрямь очень много сделать, но, с другой стороны, разве вы при ваших связях…

— Довольно. — Босков перебил меня, хлопнув ладонью по документации Папста и наклонясь вперед так, что при его полноте у него даже перехватило дыхание, выкрикнул: — Вы авантюрист! Вы надумали партизанской вылазкой…

— Без паники, — оборвал я. — Нельзя вечно обзывать меня приспособленцем, конформистом, бесхребетным тактиком, а при нужде я же вдруг становлюсь авантюристом. Вы не видите здесь противоречия? Ни одного дня в своей жизни я не был легкомысленным.

— Я не это имел в виду, — оправдывался Босков, — и прекратите ваши бестолковые речи.

— Хочу сделать одно признание, Босков, — вдруг вырвалось у меня. — Несколькими минутами ранее я уже был готов снова упрятать под замок проект Харры, а Папсту с наилучшими пожеланиями вернуть его экзотическую тисненую папку. Но я не сумел так поступить, и не спрашивайте, что во мне при этом происходило, все сплошь эмоции, а эмоции, как известно, не по моей части. Я уже многое передумал за последнее время, как ни странно, именно после отъезда Шарлотты. Может, когда-нибудь потом я подробнее расскажу вам о своих раздумьях, сейчас же речь не обо мне и не о них. Вы сказали, что здесь мы имеем только бумаги. Но вы не хуже моего знаете, что это куда больше, чем просто бумаги.

— Ну да, ну да, — заговорил Босков нимало не растроганный. — Вы очень красиво говорите и очень убедительно, и я хороню себе представляю, какую борьбу вы вели с самим собой. Но получается довольно нелепо; вы ведь уже два года назад понимали, что мы имеем здесь дело с научной сенсацией. Тем не менее два года назад вы переключили свою вошедшую в пословицу широту взглядов исключительно на теорию, предоставив толстяку метаться по инстанциям, терять два с половиной килограмма своего драгоценного живого веса и задыхаться от досады, потому что ни одна собака этим делом не интересовалась. Вот как обстояло тогда дело, Киппенберг! Хочу надеяться, что в ваших эмоциях — которые, как известно, вам никак не свойственны — хоть немного, хоть чуть-чуть присутствовали такие соображения. Вот бы славно! Мне ведь что всего обидней? Что я уже тогда предвидел: здесь можно без шума, без крика, разом возглавить начинание. А сообразить, что мы сможем в один прекрасный день использовать этот способ при производстве любого медикамента — вот этого, например, хотя в настоящее время его проще простого добывать из растительных экстрактов, — вы могли не хуже меня.