Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Следом за морскими пехотинцами, разбежавшимися по территории Испытлага, чтобы взрывать другие объекты, в институт проникли одетые в форму морских пехотинцев, но не относившиеся к ним офицеры, которые пробегали по помещениям, вскрывали замки сейфов и даже вытаскивали бумаги из письменных столов. Когда крыша института – «обезьянник», где так недавно гуляли физики, – рухнула, они уже бежали к самолетам, похожие на опаздывающих на поезд пассажиров, которые волокут слишком тяжелые чемоданы.

Ученые, спасшиеся от бомбежки и пуль охраны, далеко не убежали – что делать человеку в тундре? Некоторые, отойдя на сотню шагов, с радостью или с грустью глядели, как погибает их тюрьма. Для одних – только тюрьма, для других – время великих открытий. Иные же устремились к баракам, полагая, что там расстреливать не будут.

Неожиданно в толпе тех, кто глядел на пожар, возник странный человек в зеленом маскхалате и круглой каске, с которой никак не вязалась дореволюционная адвокатская бородка.

– Господа и товарищи! – громко закричал он, и его голос далеко разнесся над тундрой, перекрывая звуки выстрелов и взрывы. – Разрешите к вам обратиться профессору Мичиганского университета Майклу Крутилину, а для тех, кто кончал Петроградский политехнический в шестнадцатом году, – Мишке Крутилину. Неужели среди вас, сволочи, нет ни одного моего однокашника?

– Почему нет? – спокойно сказал сгорбленный и кособокий – на допросах чекисты перебили позвоночник, а он назло им выжил – бывший профессор Ирчи Османов, посаженный, как он сам шутил, за то, что маленькому кумыкскому народу не положено иметь своих физических гениев. – Почему нет, Мишка? Только ты меня не узнаешь.

Крутилин сделал несколько шагов к уродливому старику в зэковском бушлате.

– Прости, – сказал он, дотрагиваясь извиняющимся жестом до рукава Османова, – прости, но они с тобой столько сделали…

– Что меня не узнает мама, – сказал Османов.

Вокруг молчали. Сдвигались ближе. Подходили со стороны, привлеченные любопытством. На людей сыпалась черная сажа, и порой от дома долетали искры.

– Ирчи! – закричал Крутилин. – Ирчишка, мать твою! Ирчи Османов! Ты чего стоишь! – Он кинулся обнимать грязного зэка, и Ирчи, стесняясь, отталкивал его и повторял:

– Да ты что, да зачем, Мишка!

– Ирчи! – Крутилин отстранился от однокашника и, подняв его руку, обернулся к толпе узников Испытлага. – Подтвердите этим людям, что я – настоящий физик, любимый ученик самого Иоффе, а не какой-нибудь чекист…

Завершение фразы было настолько вычурно-матерным, что знатоки, покачивая головой, оценили талант Крутилина.

– А зачем подтверждать, когда Абрам Федорович здесь, – сказал Ирчи.

– Как так здесь?

– В нашей шараге, – сказал Ирчи Османов, и вокруг послышался шум голосов, подтверждавших эту горькую истину.

– Так где же он? – закричал Мишка Крутилин.

– Он там остался, – сказал кто-то, показывая на пылающий институт. А другой сказал:

– Я видел, как его вохровец застрелил.

– Тогда делаем так! – остановил разнобой голосов энергичным жестом Крутилин. – У нас с вами есть всего пятнадцать минут. Добровольцы – двадцать человек – осматривают людей, которых расстреливала охрана. Мы ищем, кто остался живой, кому можно оказать помощь… Стойте! Вы еще не выслушали второе. На аэродроме вашего… института стоят два бомбардировщика «Б-26». Это большие хорошие машины. Любой ученый, который хочет продолжать работу по специальности или склонности в Америке, должен добраться до самолетов своим ходом – пешком. Вход свободный. Зарплата в долларах. Пошли, Ирчи, вдруг Абрам Федорович где-нибудь только раненный.

Когда через час двадцать минут самолеты поднялись с аэродрома, среди морских пехотинцев сидели человек шесть физиков из шараги, остальные по разным причинам остались в тундре.

Миша Крутилин особенно расстраивался, что нет Ирчи Османова.

– А у меня даже тушенки с собой не было, – пытался он передать свое разочарование ротному Ронди Симпсону, а тот рассматривал шестерых понурых и мрачных физиков, решившихся сменить лагерь на капиталистический мир, и в конце концов заявил Майклу Крутилину, что русские, как правило, очень похожи на неандертальцев.

* * *

По знаменательному, но не очень приятному совпадению те полтора часа, что американские морские пехотинцы провели в Полярном институте, а бомбардировщики разделывались с заводами и хранилищами по соседству, Вревский и Шавло прятались в подвале кирхи давно уже взорванного Берлина.