Киран. Право воина. Книга вторая

— Хи-хи, так его. Знай наших, — повредничала я.

— Торжествовала я недолго, — мама невесело усмехнулась. — Агарн ворвался в дом моего отца. Я, как и все эти дни, находилась у постели Кирана, выхаживая его. Мы всегда были очень близки, и знаешь, когда мне было плохо, я приходила к нему, и мы делили боль на двоих. Когда нам было радостно… радости становилось вдвое больше. И я постоянно была рядом, потому что даже раны его заживали быстрее, если лечила их я. Так вот… Агарн ворвался в спальню Кирана, схватил меня, перекинул через плечо и унес…

Это был последний раз, когда я видела брата живым… Последний раз, Кирюсь.

Потрясенно молчу. Икас, словно пытаясь поддержать, подошел, ткнулся носом в плечо. Машинально погладила зверя, не отрывая взгляда от мамы.

— Вот так я и стала женой хассара Айгора, — прошептала мама. — Не первой — в знак наказания, но и не седьмой, как намек на то, что одно мое слово и… и я стану единственной.

Некоторое время мы молчали. Я, так как горло сжало спазмом и сказать ничего не могла, и мама, словно переживающая те события заново…

— По традициям Иристана, — продолжила мамуля, — после брака женщина обязана месяц держать двери спальни открытыми. То есть я была не вправе отказывать хассару. Ни в чем. Однако даже не думай, что эта традиция как-то защищает женщину. Никак!

Обычно этого срока достаточно, чтобы женщина забеременела…

— Ты забеременела мной? — тихо спросила я.

Мама отрицательно покачала головой и прошептала:

— Моя мать эйтна… зная, о моем отношении к хассару, она сделала все, чтобы я не понесла. И прошел месяц, наполненный его нежностью и терпением, ласками и признаниями, просьбами и подарками, но… Прошел указанный срок, и я с огромным наслаждением закрыла дверь перед его носом!

— Ого! — только и сказала потрясенная я.

— Самое приятное для моей гордости воспоминание за всю мою семейную жизнь, — с усмешкой сказала мама.

— Он был в ярости? — злобно так интересуюсь.

— В неописуемой. — Мама едва заметно улыбнулась. — Изломал дверь, оставил несколько вмятин на стенах но… но традиции Иристана хассар нарушить не посмел и я сладко спала всю ночь, зная что где-то по коридорам злобной тенью мечется Агарн.

— Я представляю… А что было дальше?

— Дальше? — мама улыбнулась. — Дальше мне требовалось выждать еще два месяца, закрывая двери в свою спальню каждую ночь, и Агарн был бы обязан вернуть меня отцу…

— Но этого не случилось, — догадалась я.

Мама отрицательно покачала головой, потом тихо продолжила рассказ:

— Мне было семнадцать, я очень скучала по родным, а хассар Айгора был все же очень красивым, сильным и любящим мужчиной… И что-то начало меняться, в моем отношении к нему, Кирюсь. Мужчины Иристана умеют желать и умеют заставить женщину поверить в то, что любят. Агарн действовал расчетливо — осознав, что подарками и просьбами от меня ничего не добиться, он попросил быть его партнером во время тренировок. Мне следовало отказаться, Кирюсь, я ведь понимала, что совсем не нужна ему для тренировочных боев, но… Я так устала от жизни на женской половине. От постоянной трескотни его остальных жен. От безделья… В доме отца я несла обязанности и воина, ежедневно тренируясь не менее восьми часов, и хозяйки… ведь мама стала эйтной, а другую женщину назвать женой отец не пожелал. А тут… и я согласилась, а он с трудом подавил довольную усмешку.

И моя жизнь изменилась — каждое утро, я переодевалась и спешила на задний двор, где Агарн уже ждал, протягивая мне облегченный, изготовленный под мою руку меч. И мы забывали обо всем — оттачивая удары, отрабатывая блоки, изучая различные стратегии боя. Потом, как-то так получилось, что и завтракать после тренировок мы начали вместе. А после я даже присутствовала на заседаниях хассарата, не как жена, как воин… Почему тогда я все еще закрывала двери в свою спальню, я не знаю. Мне нравился Агарн, нравилось быть с ним… нравилось, когда на тренировках он словно случайно меня касался, нежно и так… так, что мое сердце замирало. А срок подходил к концу, и в доме хассара мне оставалось пробыть всего четыре дня. Каюсь, если бы, если бы только он разрешил мне видеться с семьей, с братом, я бы согласилась на его предложение стать единственной. Но Агарн ревновал к Кирану, и даже не скрывал этого. «Если бы ты хоть раз… хоть единственный раз посмотрела на меня с той же нежностью и любовью, с которой смотришь на брата» — однажды сказал он мне, в ответ на очередную просьбу отпустить домой хоть на час.

— Совсем не пускал? — спросила я.

— Совсем… — мама украдкой вытерла слезы, — А потом на женской половине появилась Эталин.

— Опачки. Это бегемот? В смысле сало ходячее? В смысле короче его единственная?

Видать, я совсем маму запутала, у нее глаза такие большие стали, но ответила:

— Да.

— И он назвал ее единственной?