Киран. Право воина. Книга вторая

— Не совсем, — мама опять пальцы сцепила, значит, снова нервничала. — Эталин была подарком клана МакШесс. Старшая дочь хассара Тагера. Такие подарки вообще редкость на Иристане, обычно за дочерей великих воинов сражаются, о них мечтают, а тут… подарок. От таких подарков не отказываются, и она стала восьмой женой хассара Айгора. Милая, добрая всегда улыбающаяся девочка не скрывала своей любви к Агарну, а тот… тот и не смотрел в ее сторону, как и я считая дни до окончания срока. И тогда наши сражения превратились в сплошные разговоры. «Останься со мной, — просил он, отбрасывая сталь и подставляя под удар свою обнаженную грудь. — Останься, Киара.

Ты мой свет, ты моя жизнь, я дышу тобой… и я не смогу без тебя!».

А я держала меч обеими руками, потому что после его слов руки словно ослабевала, едва на ногах могла стоять, и все не знала как сказать «Да», чтобы вытребовать главное — встречи с братом. А потом наступил последний день. День, в который я даже не собирала вещи, планируя… оставить двери спальни открытыми. Я полюбила Агарна, полюбила всем сердцем, и у меня было достаточно смелости, чтобы признаться в этом самой себе.

Еще один судорожный вздох и сжав пальцы, мама продолжила:

— Но когда я вернулась с обеда, на моей постели лежал сейр.

Пользоваться им я умела, я же воин, и решив что это подарок Агарна, который он мне оставил для связи с моими родными, поддавшись на мои просьбы, радостно подхватила устройство.

Начала вбивать код и… «Информация отправлена!», сообщил электронный голос. Я даже понять не успела, как в спальню ворвался Агарн, эйтна-хассаш, эйтна клана МакВаррас и воины из охраны… Меня обвинили в измене.

— Бракованный навигатор! — прошептала я. — И ты смолчала? Но…

Мама рассмеялась, вот только смех был совсем не веселым, как и ее дальнейшие слова:

— Кирюш, остынь, это дело давно минувших лет. Я не молчала, я пыталась оправдаться, но… Выяснилось, что информация в клан Нрого поступала каждый раз, как я присутствовала на совете хассарата. Меня подставили очень качественно, и не только по времени, просто… я единственная женщина в доме хассара была воином и, следовательно, могла обращаться с устройствами связи.

Женщин этому не учат, Кирюш, так что обвинители сочли доказательства моей вины неоспоримыми.

Ничего подобного! У бегемота сейры были, и не один!

Помолчав, мама продолжила:

— Было много сказано слов, много обвинений, все пытались высказаться про то, какая я… молчал только Агарн. Молчал и смотрел на меня, не отрываясь. А после, произнес: «Теперь я понимаю, почему любовь — проклятие воина. Мы становимся слепы!». «Наказание за измену — смерть, — визгливо возвестила эйтна-хассаш». Ее слова поддержали все, но я смотрела только на Агарна. Ему и сказала: «Ты взял меня как женщину, но всегда помнил, что я воин. Вспомни об этом и сейчас! Воин — не осквернит своей чести предательством хассара. Я невиновна!». Он не поверил. Ни единому слову. Молча вышел и только на пороге, тихо произнес: «Ты — все же женщина, и наказана будешь как провинившаяся женщина!». Спустя час я была прикована к столбу во дворе, жены хассара на экзекуции так же присутствовали, воинов не допустили. Моего отца, узнавшего о случившемся и прибывшего во дворец, хассар не пожелал выслушать. И кнут Агарн взял в руки сам. А когда он подошел ко мне, видимо в ожидании просьб и молений, я лишь сказала: «Я тебе этого никогда не прощу!». Из двадцати положенных ударов, он нанес только десять…

— Что, совесть проснулась? — едва сдерживая злость, спросила я.

— Дело не в этом… — мама судорожно вздохнула, — просто я заставила его вспомнить, что я все же воин… Потому что не произнесла и звука. Ни единого… я даже не застонала. И в тишине был слышен лишь звук рассекающего воздух кнута… Десять ударов, и хассар приказал отнести меня в спальню…

— Писец, — мне было так жаль мамочку.

— И в тот же вечер хассар Айгора узнал о моей невиновности, — мама прикусила губу, стараясь успокоиться. — Оказывается, он установил новое оборудование во дворце, за тот самый час, что был промежутком между моим обвинением и моим наказанием.

Предателем оказался воин первой руки МакЭвен. Однако даже погибая, воин не назвал имени своего соучастника, того самого, кто подложил сейр мне. А это могла быть только женщина… только жена хассара, никто иной в мою комнату войти не мог, даже служанки.

— А что было потом? — не спросить, я не могла.

— Потом, — грустная улыбка на бледных губах. — Он не отходил от моей постели. Он не отходил от меня. Он не мог простить себе случившегося…

— А ты?