Киран. Право воина. Книга вторая

Последнее, что я помню, это как срываюсь на забег, а затем уже почему-то оказываюсь практически висящей на нем, обнимая и руками и ногами, а его огромные руки сжимают меня. И где, спрашивается, мои мозги?!

Мозги попытались призвать к порядку и я, зарываясь пальцами в его волосы, вглядываясь в невероятное лицо, извиняющимся тоном прошептала:

— Это все не я, правда. Я вообще мимо бежала, а тут ветер и твой запах и меня ноги сами понесли и я вообще не понимаю, что это такое. А ты понимаешь?

Не знаю как на счет понимания происходящего у воина, но мое исчезло абсолютно, едва его губы мимолетным прикосновением коснулись моих, а затем легкие, переполненные нежностью поцелуи покрыли мое лицо, волосы, шею, плечи. И все, это было как старт невероятным, захватывающим гонкам безграничной страсти. Он целовал меня — плечи, руки, грудь, прямо на мосту, под светом ярких фонарей, под порывами крепчающего ветра, удерживая на руках мое изгибающееся от нахлынувших чувств тело…

А потом нас прервали!

Подло и жестоко! Правда я не слышала ничего, но мой воин неожиданно остановился, прижал мою голову к своему плечу, не позволяя увидеть тех, кто подошел. Да я и не знала, кто там приблизился, пока не услышала почтительное:

— Шаэс вакрайхо.

И вот тут до меня дошло случившееся! Я, только что, абсолютно сама бросилась на мужика, от которого по идее бежать надо очень и очень далеко! И у которого, кстати:

— Кобель! — я вырвалась, из-под его руки, и теперь сидела все так же, обхватив его ногами и обнимая за шею, но данная позиция моего гнева ничуть не уменьшала.

— Что? — удивленно выдохнул синеглазый и блондинистый.

— Ты — кобель! — пояснила я. — Три жены — это перебор, мужик. А детей у тебя сколько, а?

Следующее, что сделал воин, это приказал кому-то:

— Даэт шэ.

Я стремительно обернулась и узрела прибалдевшие рожи семи беловолосых воинов в белых штанах и безрукавках, которые поклонились и отступили в темноту, причем столь бесшумно, словно тени, но они ж явно живые.

И тут, меня, удивленную исчезновением воинов, огорошили невероятным заявлением:

— Попалась!

Я тут же повернулась к воину, посмотрела на его сияющие от радости синие глаза, на улыбку, которая так украшала мужественное лицо. И не сдержавшись, сначала порывисто поцеловала, потом поцеловала конкретно, потом нежно прикусила его губу, и едва воин приоткрыл рот, чтобы возмутиться, я ему целый целовательный марафон устроила, а затем заявила:

— Попался!

И стоим мы, точнее он стоит, а я его эксплуатирую, смотрим друг на друга и улыбаемся. И катись к чертям весь мир с папандром и Иристаном!

А потом, продолжая мне улыбаться, воин сказал:

— У меня нет жен. Ты будешь единственной.

И так он это сказал, убежденно и уверенно, и у меня от этого как-то настроение и так потрясающее, подскочило процентов на двести.

Но я не я, если промолчу:

— И что, женишься на тьяме?

У него недоуменно поднялась левая бровь, однако с ответом не тянул:

— На тебе, — дипломатичный ответ, должна признать.

— Так я тьяме, — продолжаю вредничать.

Широкая улыбка, затем его губы легко касаются кончика моего носа, и воин ответил:

— Мне было бы все равно, даже будь ты тьяме. Но ты не относишься к тем, кто продает свое тело, ты в душе воин, у тебя есть понятие о чести.

Я была готова растечься лужицей абсолютного счастья у его ног. Я смотрела в его глаза и понимала, что мне больше ничего не нужно, только он, с ним, и глядя на него… А потом гормоны вышли на баррикады и как-то сразу стало ясно, что одних только взглядов мне явно мало. Мне хотелось большего — ощутить его в себе, на себе, вокруг себя, вновь испытать это упоительное чувство полной принадлежности ему и…

— Неее, — воспоминание о невероятной боли ворвалось в сверкающий миг искрящегося радостью счастья. — Что-то я передумала.

Попыталась слезть с него и поняла что у мужика с отпусканием явные проблемы — только сжал покрепче, подхватывая под пятую точку опоры. И он смотрел на меня, и просто улыбался, как-то светло, радостно, и безумно счастливо.

— Что?- не выдержала я.

Он сначала промолчал, отрицательно покачав головой, а после прижал к себе и прошептал:

— Ты мой подарок богов,- и губы едва ощутимо скользнули по щеке, чтобы у самого уха прошептать еще тише, — ты примешь дар моей жизни?

От такого предложения у меня что-то в груди дрогнуло. Чуть отстранившись, я обняла его лицо ладонями и глядя в синие, а сейчас в условиях уличного освещения просто темные глаза, я проникновенно поинтересовалась:

— А ты вообще в курсе, что означают эти слова?

У него губы растянулись в удивленной улыбке, причем удивлялся он явно моей реакции. А я сглотнула, и нехотя призналась:

— Мне мама не разрешит. Это я тебе точно говорю.

У воина улыбка стала шире, и от него последовал вопрос:

— Кто ты, девушка-загадка?

Я фанатею рядом с этим мужчиной. Просто с ума схожу и не удержавшись потянулась, поцеловала его улыбку, и очень хотела бы продолжить, но откровенно говоря: