Киреевы

— Сейчас я буду в Москве довольно долго и, вероятно, сумею вас проводить. Завтра вечером хотел бы зайти к вам, если вы не заподозрите, что «проверяю» вас.

Утром Ляля подала заявление об уходе по семейным обстоятельствам. Ее отпустили сразу.

Во второй половине дня Юрий Петрович зашел в редакцию.

— Не беспокойтесь, все уже в порядке, — вежливо, но сухо предупредила его Ляля, — вот документ. — Она показала свое заявление об уходе с резолюцией редактора. — Теперь пойду отдам в отдел кадров.

— Я подожду вас и потом провожу до дома. Можно? — спросил Юрий Петрович. Ему казалось немыслимым просто встать и уйти.

Дорогой Ляля говорила о самых обыденных вещах, связанных с предстоящим отъездом. Даже поблагодарила Соколова за внимание и помощь. Он взялся достать железнодорожный билет и обещал также отвезти ее на вокзал, посадить в поезд и попросить проводника позаботиться о ней в пути.

— А это вам на дорогу, — Юрий Петрович неловко протянул сверток, который все время держал в руках.

Ляля поблагодарила.

— Конфеты! — сразу определила она, — это же замечательно! Я не решалась пригласить вас пить чай, у меня кончился сахар — пайка мне хватает не больше чем на неделю.

За чаем Ляля шутила, смеялась и вдруг как-то странно притихла. Лицо ее сильно побледнело и стало неподвижным, словно застыло.

— Что с вами? Вам плохо? — испуганно спросил Юрий Петрович.

— Я люблю вас, — печально сказала Ляля.

Какой-то комок в горле мешал Юрию Петровичу говорить. Ляля продолжала сидеть молча, — застывшее олицетворение скорби и отчаяния. Наконец Соколов взял себя в руки:

— Большая вы фантазерка! — ласково произнес он. — Вы забываете, насколько я старше. Впереди у вас целая жизнь, и вы испытаете настоящее, большое чувство.

У Ляли дрогнули губы.

— Не понимаете вы! — с силой вырвалось у нее. — Да и слов не найду… Все слова какие-то обыкновенные… Но нет у меня больше сил скрывать свою совсем ненужную вам любовь.

Со страстной горячностью она рассказала Юрию Петровичу, как с первой встречи полюбила его, все время только о нем и думала. Боялась, что он догадается и будет смеяться над ней. Он-то не догадался, а вот Киреев скоро заметил… предостерегал… намеками…

— А я… все равно… — Ляля стремительно сорвалась со стула и убежала в кухню.

Юрий Петрович поднялся, хотел пойти вслед за ней, но раздумал и снова тяжело опустился на стул.

Ляля вернулась нескоро… Видно было, что она умылась, вероятно, чтобы скрыть следы слез.

«Бедная чудесная девочка! — подумал Юрий Петрович. — Да разве я имею право воспользоваться ее порывом — связать ее жизнь со своей. Что я дам взамен?»

Тамара застала их молчаливыми, сосредоточенными.

— Как тебе не стыдно, Лялька, — громко сказала она подруге, — хорошо же ты гостя занимаешь. С тоски умереть можно!

— Не нападайте, пожалуйста, на Ольгу Александрровну, — это я заразил ее своим невеселым настроением, — устало сказал Юрий Петрович. Ему трудно и неприятно было говорить эти стандартные фразы, но ведь что-то надо было сказать. А что скажешь?

«Совсем я запутался…» — подумал он.

Тамара оживленно рассказывала содержание кинокартины, которую она только что видела. Ляля подавала реплики безучастным тоном, но под конец немного оживилась. Простилась она с Соколовым по-прежнему мягко, сердечно:

— Приходите, я буду ждать вас и завтра, и послезавтра, и… целую вечность…

От Ляли Соколов поехал на квартиру к Николаю Николаевичу. Он надеялся, что в обществе Киреева скорее вернет душевное равновесие. Но ни Киреева, ни Андрея не оказалось дома. Возвращаться в гостиницу, в пустой нежилой номер не хотелось. Юрий Петрович долго бродил по затемненным московским улицам.

Два дня он не показывался у Ляли и не звонил ей по телефону. И только когда у него в кармане был железнодорожный билет, он снял телефонную трубку. Было уже около полудня, но Лялин голос показался ему сонным. Услышав, кто с ней говорит, она радостно попросила:

— Приходите скорее!

За этот короткий срок, что они не виделись, Ляля осунулась, побледнела, глаза ее, казалось, стали больше и ярче. В комнате был беспорядок — на всех стульях висели платья, блузки.

— Извините, пожалуйста, за беспорядок! Я только что начала укладываться.

На полу стоял раскрытый большой чемодан, около него лежал большой квадрат белого картона. Юрий Петрович машинально нагнулся и поднял картон. На него взглянуло юное и радостное Лялино лицо — фотография была очень удачной. Юрий Петрович бережно положил ее на дно чемодана. Ляля внимательно следила за каждым его движением.

— Вот билет. Поезд уходит завтра вечером. У вас будет время спокойно собраться, — но глаза его говорили совсем другое.

— Почему так скоро? — робко спросила Ляля. На лице ее появилось страдальческое выражение.

— На днях я улетаю, а мне хочется самому проводить вас.

— Убедиться, что на этот раз я действительно уехала, — с горечью произнесла Ляля.

— Зачем вы так говорите?! — резко оборвал ее Соколов.

— Не сердитесь на меня… Я злая, потому что очень несчастная. Скажите: вы летите бомбить?

— Я военный летчик.

— Если бы я могла полететь с вами, — тихо, совсем тихо прошептала Ляля.