Вася поднялся на цыпочки. Центр тяжести сместился, и лестница плавно поехала по стойке. Васины пальцы судорожно ловили гладкую поверхность, ища, за что б схватиться, и тут лестница рухнула; вместе с грохотом падающего тела послушался многоэтажный мат. Коля смотрел вниз и не верил своим глазам — это ж было лишь продиктованное отчаянием желание, спонтанное и не имеющее под собой никакой реальной основы, а каким бы сильным не являлось желание, оно не может исполниться так быстро и просто. Тем не менее, он ясно видел неподвижное тело, лицо с широко раскрытыми глазами и исказившимся ртом.
— Спина… твою мать!.. — стараясь подняться, тело сбросило с себя лестницу, но со стоном вновь распласталось на полу.
Минут через пять прибежали солдаты. Они выстроили оставшихся заключенных перед прессом и стали громко выяснять, что произошло. Серые фигурки съежились под их окриками, но старика среди них почему-то не было.
— Чего ты там сидишь? — Валера подошел к лестнице, — слезай! — и когда Коля неуклюже сполз вниз, похлопал его по плечу, — а ты молодец. С ними так и надо.
— Это не я, — Коля оглянулся, продолжая высматривать старика — его ведь не увели с остальными.
— Конечно, не ты, — Валера засмеялся, — уважаю. Из любого дерьма, в которое сам вляпался, надо самому и выход найти.
Коля хотел повторить, что он здесь вообще не при чем, но в это время хлопнула дверь, и в проходе появилась подтянутая фигура главного инженера.
— Ну что, ЧП? — спросил он весело, совсем не подобающе ситуации.
— Да, вроде, — Валера пожал плечами, — за ними ж не уследишь. Они как мартышки везде лезут и никакой техники безопасности. Для них это вроде западло, как-то страховаться.
— Ерунда, — главный махнул рукой, — живой и ладно. Может, он специально прыгнул, чтоб в лазарете месячишко отдохнуть — тут такое бывает. Тут иголки глотают, чтоб язву спровоцировать, а это, можно сказать, «на боевом посту» — это ж за счастье!.. Значит так, ребята, на сегодня заканчивайте, а то сейчас опера придут — будут следственные мероприятия проводить; вам это ни к чему. Отдыхайте, а завтра, как обычно; утром у вас будет другая бригада, и вперед. Пойдемте, я вас выведу.
Коля почувствовал, будто жизнь начинается заново — новая бригада, новые отношения. Уж теперь-то он научен горьким опытом и не поддастся ни на какие провокации. Жаль было только старика — с ним и работалось хорошо, да и хотелось отблагодарить за эффектное завершение «чайной эпопеи».
— Товарищ старший лейтенант, — сказал Коля, когда они остановились у КПП, собираясь прощаться, — а нельзя ли оставить одного человека из старой бригады?
— Кого? — удивился главный инженер.
— Я не знаю имени, но номер у него на бушлате — двадцать восемь… кажется, шестьдесят четыре… или сорок шесть… Старик такой; он прекрасный специалист и человек спокойный.
— Подожди. Такого номера не может быть. У нас в колонии всего шестьсот человек.
— Но я помню четырехзначный номер. Двадцать восемь…
— Говорю, такого не может быть! Я всех их знаю — три года отрядным служил, пока институт не закончил. Что-то тебе померещилось.
— Значит, померещилось, — растерянно согласился Коля.