Кировская весна 1931-1935

Вскоре улетучилось извечное недоверие к горожанам – лежебокам, и началась настоящая дружба. Каждый день был полон всевозможных дел. Тут и организация пионерских отрядов в близлежащих селах, и подготовка программ для больших воскресных праздников, на которые собирались сотни зрителей из окрестных деревень, и работа на полях.

Лагерь стал притягательным культурным центром: сюда приходили узнать политические новости, и старшие пионеры внимательно следили за газетами. Мы, пионеры, и наш вожатый разъясняли крестьянам политику Коммунистической партии. Тогда стояла задача: устроить колхозы.

Драматический кружок подготовил постановку «Ножницы». Она показывала разрыв между стремлением крестьян жить по старому и возможностями новой техники, которая могла сделать жизнь и крестьян, и горожан богаче в материальном и духовном плане, но только за счет отказа от мелких наделов.

Постановка шла на большом лугу при огромном стечении народа и вызвала шумное одобрение зрителей.

Жизнь в лагере била ключом. Спорт, игры, походы. Не обходилось, конечно, и без чрезвычайных происшествий. Как-то Миша Боровнюк отправился со звеном в поход. Вышли – светило солнце, а забрались в дальний лес – полил проливной дождь. Ребята (особенно девочки) растерялись. Миша тут же принял меры: Костя Закурдаев возглавил постройку шалаша из ветвей, мы с Егорушкой под дождем развели костер, Рая и Тамара начали варить кашу. Все успокоились и вскоре с аппетитом уплетали из походных кружек кашу с дымом, которую обильно смачивал дождь. Только одна маленькая пионерка – ребята почему-то прозвали ее «Пробкой» – долго плакала, но и она, поев каши, успокоилась.

В лагерь вернулись – грело солнце, и не верилось, что попали в такой ливень, хотя все были еще мокрые.

До самой страдной поры было людно возле лагеря. Деревенские ребята целый день толпились вокруг, а вскоре стали появляться и звенья вновь созданных нами отрядов. Всех надо было занять – нам скучать не приходилось. А когда настала уборка урожая, лагерь днем пустовал. Каждое звено отправлялось в поле помогать собрать урожай тем, кому, по решению сельских властей, это было крайне необходимо.

{2}

24.08.32 Александр Москалев

В августе 1932 года самолет был собран, взвешен, отцентрирован. Еще раз были уточнены его летно-технические характеристики, которые можно было ожидать у готового самолета, имеющего некоторые отклонения от проектных параметров, и стали готовить его к первому полету. Летчика на заводе еще не было, и мы решили пригласить начальника летной группы Воронежского аэроклуба ОАХ товарища Алексея Николаевича Гусарова на должность летчика-испытателя. Это было естественно, тем более, что желание у летчика испытывать самолет было громадное. Однако одного желания было мало. Уже в то время требовалось формальное разрешение о допуске летчика к испытанию опытного самолета. Эти формальности были выполнены, тем более, что никто не ожидал от САМ-5 какой-либо сложности в пилотировании.

Наконец наступил долгожданный день для конструктора самолета и всего коллектива создателей помощников и организаторов постройки САМ-5. День первого полета был теплый, безоблачный и безветренный. Готовить к вылету самолет стали с утра, но, как водится, работу едва закончили часам к 17. У самолета суетились члены заводской комиссии. Особенно волновался летчик Гусаров, бортмеханик Лопухов, моторист Петров и, естественно, конструктор самолета. Дело было в том, что никак не удавалось запустить и опробовать мотор. Грозненского бензина на заводе не оказалось и баки самолета были заправлены бакинским бензином. Когда все оказалось готово, формальности выполнены, полетный лист подписан и летчик, надев парашют, сидел в кабине самолета и крутил зажигание. Мотор не запускался. Мотор М-11 запускали в те времена, да и позднее, вручную. Бортмеханик крутил винт, а летчик зажигание. Способ довольно опасный, но уже привычный. Бортмеханик только вовремя должен был отскочить от винта, если мотор запустился, а чтобы скорее запустился мотор, нужно вращать зажигание сразу под компрессию.

В общем, прошел час, другой, а все – «контакт – есть контакт». Нервы были напряжены. Солнце уже катилось к закату. Тогда летчик не выдержал и принял решение – он будет крутить винт, а конструктор – зажигание, тогда, якобы, что и случится, винить будет некого. Так и сделали, благо народ был молодой, конструктору 27 лет, а летчику 28 лет. «Контакт – есть контакт» и мотор со второго раза запустился. Ручка газа стояла почти на полных оборотах и не успел я обрадоваться запуску, как мотор взревел, самолет поднял хвост, перепрыгнул через колодки и резво побежал на взлет. Сначала растерянность, где газ, где ручка, что делать? Такого случая не ожидали. Еще секунда и самолет должен взлететь. Тут сразу как-то осенило, рука потянулась к зажиганию и мотор был выключен. Прибежали болельщики, члены комиссии и оттащили самолет на старое место.