Кирза и лира

Дневальный медленно опустил одеревеневшую руку и расслабил судорогой сведенные ноги. Только потом осторожно выдохнул — пронесло?! Больше всего он боялся вопросов. Не знал ещё, что и как нужно отвечать. Но, кажется, обошлось. Аж взмок весь. Сердце бешено стучало где-то в районе живота, как раз под ремнем, он это хорошо видел по прыгающей под его ударами желтой солдатской пряжки. На лбу, на висках, под пилоткой всё вспотело. Солдат расслабил шею, даже чуть-чуть пошевелил головой. Фу-у, обошлось! Но всё равно боялся шевелиться, — а вдруг, еще не совсем ушли.

Высокая комиссия, между тем, цепочкой, любопытствующе повертев туда-сюда головами, прошла ленкомнату, классы, затем бытовку, втянулась в умывальник…

В глубине спального помещения опять появились чуть-чуть вздремнувшие — пятнадцать минут уже же прошло, ну! — сильно озадаченные туалетной проблемой молодые солдаты. Они опять с разных сторон нетерпеливо семенят, шлепают сапогами — сонные призраки в белых кальсонах — с руками в той же, привычной по-ночам балетной позиции — «у источника». Не замечают — не до того! — стоящего почему-то по стойке «смирно» — это ночью-то!» — с вытаращенными в их сторону глазами-блюдцами дневального, при этом что-то предупреждающе судорожно им сипящего, как та глупая ворона, подавившаяся вдруг от жадности дармовым сыром. Страждущие, не отвлекаясь на эти внешние мелочи, не глядя по сторонам, так же гуськом протопали в сторону туалета.

Высокая комиссия в свою очередь, насладившись везде еще влажными полами, жёлтым сиянием кранов и матовым блеском кафельной плитки, удовлетворенно повертев в разные стороны головами, мазнув кое-где — один за другим — даже пальцами — на ощупь оценки бывают гораздо точнее — заглянула в другие помещения… Потом в туалет…

Там, в глубине помещения, на возвышении, как на троне, около свежезакрашенного белой краской окна, под непрерывный шум постоянно льющейся воды и в ряде случаев периодически еще более шумно, с фырчаньем, вразнобой срабатывающих спускных клапанов высоко расположенных сливных бачков, со спущенными штанами, светя голым задом и скромной частью своего мужского достоинства, сидел над внушительной дыркой туалета, низко опустив при этом голову, а проще говоря, слегка раскачиваясь, дремал, широко разведя в стороны острые локти и коленки, как раз тот, ныне опальный дневальный.

Его действительно немножко пропоносило от нервов, а может и пища какая столовская с непривычки не пошла, бунтанула, но, так или иначе, в сумме, пронесло всё же парня. Но пронесло, можно сказать, не серьезно, так, чуть-чуть, самую малость. Дело уже, в общем, прошлое, уже законченное. Даже дух, почти весь выветрился — сквозняк помог и хлорка съела… И теперь он, озадаченный, но расслабленный, окольцевав шею солдатским ремнем, как и положено, при этой процедуре, сидя отдыхал, размышляя о превратностях солдатской судьбы.

И что из того, скажете вы, сидит себе солдат и пусть сидит, что тут такого? Армейский устав такое не запрещает. И общественный туалет для этого изобретён, кто не знает. Так нет? Так, конечно так, правильно, кто спорит!

И комиссия ничего бы наверное не имела против, незаметно бы и вышла, не брось он, солдат, случайно свой затуманенный глубокими философскими размышлениями взгляд в их сторону. Но фортуна сегодня к нему была явно не благосклонна. Она никак не хотела поворачиваться к нему своим благостным и желанным передом, а все, черт её дери, задом и задом!

Сквозь легкую дрёму и романтический шум морского прибоя, водопадом журчащего по трубам сливных систем, солдат, неожиданно видит напротив себя толпу офицеров с большими звездами на погонах. Ему привиделось даже, что их очень много! Всё в дымке, как во сне. Причем, они, офицеры, были ни где-нибудь, а рядом, совсем близко от него. Вот они… Молча, внимательно, и, главное, весьма укоризненно, точнее сурово его разглядывают и, как ему показалось, чего-то от него вроде ждут… Объяснений?! Оправданий?! Всё, значит попался, пропал! В душе у молодого солдата опять всё привычно оборвалось и заледенело. Мгновенно стать маленьким и затеряться, как мышонок из той детской сказки, у него, как и раньше, до этого, не получилось… Мама…

Неожиданно для себя самого он, вдруг, подскакивает с «очка» и, молодцевато прищелкнув каблуками, вытягивается по стойке «смирно». Гены что ли какие белогвардейские подлые сработали, выручили, что называется!.. Так прямо, без штанов и — смирно! Правда, прищелкнуть каблуками, как какой-то поручик Ржевский или какой другой, он не смог, так как одна нога потеряв опору прямиком скользнула в черную дыру туалета. Провалившись там по щиколотку, неловко повернувшись, вместе с сапогом, надежно застряла на глазах просто онемевшей от удивления высокой комиссии. Ни хр… В-во, кино!

Онемевшей и остолбеневшей.

Никто из них такого в своей жизни никогда не видел и не встречал. И смех и грех. Судя по всему, скорее всего — ЧП!