-- Никто и ничего пока не узнает,-- уговаривала ее Зиночка.-- Ты не будешь показываться из кухни, а ребенка назовем чужим... Да мама и не спросит, чей он: ей все равно.
Потерявшую голову Дарью пришлось увезти почти насильно, и сердитая баба прослезилась на прощанье.
-- Ну, как быть-то, девушка,--всхлипывала она.-- Ох, горюшко ты мое, спобедная головушка!
Немым свидетелем этой сцены был извозчик, который несколько раз встряхивал годовой и, когда поехал, все оглядывался назад.
-- Ай да барышня... молодец!-- похвалил он, когда Зиночка стала с ним разсчитываться.
-- Разве ты меня знаешь?
-- Как не знать, помилуйте... На своих рысаках катались, а теперь пешечком на рынок ходите. Вся биржа знает... "Вон,-- говорят,-- ромодинская барышня за пропиталом пошла!.."
XI.
У m-lle Бюш оказалась скоротечная чахотка, и она сама знала, что "дни ея сочтены". Мысль о смерти не пугала безродную девушку: ей нечего было терять в этом лучшем из миров. Да и случилось все это как-то вдруг, без всякой видимой причины, и m-lle Бюш удивлялась, что должна скоро кончить всякие расчеты со своей трудовой и скитальческой жизнью. Конечно, было немножко обидно, что останется на свете так много негодяев и вообще пустых людей, а она, m-lle Бюш, трудолюбивая, любящая, глубоко честная, должна будет гнить в холодной могиле... Зачем? Видно, так нужно, и у судьбы есть своя ари?метика. Каждый день поочередно ее посещали или Зиночка, или Дарья. М-lle Бюш уже не могла подняться с постели, но всегда умела знаками или улыбкой выразить свою признательность. Да, она любила обеих девушек и затруднялась бы сказать, которую любит больше.
-- Я вас, Зиночка, оценила только теперь,-- откровенно заявляла m-lle Бюш, задыхаясь от душившаго ее кашля.-- У вас золотое сердце... Да. Но отчего вы никогда... да, никогда даже не спросили о своем отце? Он вас всегда так любил... это несчастный человек, и не нам его судить.
-- Он забыл нас...-- коротко отвечала Зиночка.
-- Нет, не забыл... могу вас уверить...
-- Он сделал хуже... Бросить жертву своего увлечения на произвол судьбы, бросить с ребенком на руках -- нет, это уж слишком! Я не желаю обвинять отца, быть вообще судьей, но всякий имеет право думать по-своему. Нам лучше оставить этот разговор.
-- У меня это на совести, Зиночка... Кто умеет так много перенести, как вы, тот не должен останавливаться на полдороге: любить -- значит... безконечно прощать. Последнее верно не только вообще, но и в частности... Уметь прощать даже врагов -- в этом великая тайна жизни.
-- Это философия великих людей и подвижников, а я самая простая кисейная барышня...
M-lle Бюш тяжело закрывала глаза и ничего не отвечала: она не могла сказать всего даже Зиночке.
Накануне рокового дня больная пожелала непременно видеть Милочку. Раньше она забывала как-то о ней, а теперь требовала с особенной настойчивостью. С этим поручением командирована была Дарья. Когда Милочка вошла в комнату, m-lle Бюш не могла от волнения сказать ни одного слова, а только протянула с умоляющим видом руку вперед. Когда же Милочка наклонила над ней свою белокурую головку, гувернантка торопливо ее перекрестила и сказала только одну фразу:
-- Слушайте во всем сестру...
Дарьица и Милочка с перваго известия о болезни гувернантки были убеждены, что она умрет, оплакали ее заранее и теперь относились к ней с тупым горем выплакавшихся людей. Утром, на другой день, началась агония. Присутствовала одна Зиночка. Больная часто забывалась и бредила.
-- Приехал?-- спрашивала она в бреду.-- О, я была уверена, что он приедет... зовите его сюда...
Зиночка понимала, о ком шла речь, и молча выносила эту пытку. Но силы больной быстро падали, точно она сгорала. Перед самой смертью наступил короткий промежуток. M-lle Бюш вытянулась, оглядела с удивлением всю комнату, точно в первый раз ее видела, и вытащила из-под подушки свою дорожную сумочку.
-- Вот здесь вы найдете все... да, все...-- слабо проговорила она.-- Я умираю с надеждой на вас, Зиночка... Помните: прощать -- это жить.
За этим последовала тоска и опять бред,-- m-lle Бюш опять звала Милочку и начинала собираться в какое-то неизвестное путешествие.
-- Мне так легко... я здорова...-- шептали побелевшия губы.-- Только бы уйти отсюда... Милочка, мы идем вместе... о, я не хочу умирать -- нет!