Кишот

Санчо принял решение. Он был сотворен актом чистого воления, а значит, и сам мог унаследовать невероятную волю. Разве не так? Вот и отлично. Ведь если папаше К. удалось подчинить своей воле ангела жизни, Санчо подчинит своей воле ангела смерти. Но как это сделать?

– Я люблю ее, – произнес Санчо вслух. – Любовь найдет, как все устроить.

Эхо не знает, что оно эхо. Просто повторяет одно и то же, пока не смолкнет.

Тетка с сэндвичами проснулась, широко раскрыла глаза и затараторила.

– Второй кризис, про который я говорила, всеобщий.

– Звучит масштабно, – заметил Санчо.

– Мы все сейчас проживаем как бы две истории, – пояснила она. – Жизнь и Время. Есть наша собственная история и история, которая происходит вокруг нас. Если твой личный кризис совпадает по времени с глобальным кризисом эпохи, начинается настоящее безумие.

– Что именно вы называете безумием? – уточнил Санчо.

– Дурные Времена, – ответила она. – Самые дурные из всех, что были. Мир разваливается на части. Люди начали это видеть. Нас ждет безумная гонка, и я не знаю, как нам преодолеть ее и остаться в живых. Не уверена, что у нас получится.

– Куда я ни приду, всюду говорят о конце света, – завил Санчо. – Лично я ставлю на то, что никакого конца света не случится, как не случалось до этого.

– Я хотела тебе сказать, – тетка с сэндвичами пропустила его слова мимо ушей, – что этот глобальный кризис заставил меня изменить свое отношение к тому, к чему ты стремишься в своей жизни. Это я про девушку, к которой ты едешь. Даже не думай, что я собираюсь раздавать налево-направо приворотное зелье, ничего подобного. Но я подумала: раз уж нам всем осталось немного, иди, дитя, и сделай то, что считаешь правильным. Иди к ней, будь милым, хотя бы попробуй. Если она захлопнет перед твоим носом дверь – черт с ней, ладно, ее решение надо уважать, но ты хотя бы попытался. Может, она захлопнет дверь, а может, и нет. Иди и постарайся не облажаться.

С этими словами фея испарилась.

– Спасибо, – тихо произнес напуганный, но воодушевленный Санчо. – Спасибо вам. Я так и сделаю.

Но когда он вышел из автобуса в Бьютифуле недалеко от торгового центра “Рей-Нард”, было уже поздно. Валил снег, было около двадцати градусов мороза, но из-за сильного ветра казалось, что еще холоднее. По улицам в безумии носились люди, кричали: “Небо падает!” Повсюду горели подожженные машины и зияли разбитыми витринами окна магазинов, указывая на то, что даже в последний день жизни люди не утратили склонности к бессмысленному разрушению и бесплатным телевизорам. В рейтинге лучших городов и горожан США Бьютифул занимал двенадцатое место, теперь его лучшие горожане стремительно теряли рассудок. Не войти им в десятку, подумал Санчо, стараясь не поддаваться панике и сохранять здравый рассудок. Он бросился бежать. Ничто, дыры в пространстве и времени, которые он видел в небе из окон автобуса, быстро множились и спускались ниже, одна из них пугающе зияла на месте, где ранее находился бар “Пауэрс”. От одного взгляда на это – на то, что было настоящим ничем – переполнял ужас. Санчо побежал прочь, как бегут от огнедышащего дракона. Он бежал и чувствовал, что и сам начинает таять. Он осмотрел ладони, руки, ноги, тело. Они выглядели так, словно состояли из распадающихся фрагментов. Изображение крайне низкого качества. Интересно, где-нибудь поблизости есть вайфай? Санчо бежал изо всех сил, он был уже рядом с нужной улицей, когда ощутил что-то вроде удара гигантского молота, в голове сама собой завертелась мысль, что его отец Кишот, некогда вымоливший его у падающих звезд, разочаровался в нем и разжелал свое исполненное желание? Кто есть Санчо без Кишота? Ответ очевиден: никто. Пустая, ни на что негодная выдумка.

Неужели он заслужил это – быть отвергнутым собственным отцом, если такое все-таки случилось? Способен ли сотворивший его повернуть акт творения вспять, верно ли, что, если Кишот перестанет его любить, Санчо просто погибнет? Неужели отцовская любовь питала его все это время, и без нее романтическая любовь не сможет его спасти? Любил ли он своего отца? Если быть честным перед собой, ответ очевиден: нет. А значит, это наказание он вполне заслужил.

Его распад был все более очевиден. Разрешение было совсем не четким, словно его перевели на аналоговый сигнал; ему оставалось только надеяться, что если его возлюбленная не захлопнет у него перед носом дверь, а напротив, распахнет ему свои объятия, распахнет сердце, и тогда любовь – истинная любовь! – пройдет через его тело и вернет ему целостность. Любовь достойной женщины. Она сможет спасти тебя, даже если ты не любил своего отца так, как следовало, даже если ты бросил его и уехал в дальнюю даль; даже в этом случае ее любовь сможет спасти ему жизнь. Ведь сможет? Сможет? Снова и снова спрашивал он, но рядом не было никого, кто мог бы ему ответить. Все, что он мог, – бежать.

Санчо бежал мимо брошенного кем-то внедорожника, его мотор работал, и из распахнутой двери было слышно, как по радио поет Синатра, “Даю шанс любви”.