– Я беседую со сверчком-итальянцем, – сообщил Санчо звездам, – чей словарный запас в несколько раз больше моего, и в данный момент он предлагает мне поговорить об островах.
– Инсула – не остров, а островковая доля, – поправил сверчок. – Латынь – язык науки. Островковая доля мозга.
– Он даст мне остров? – все еще не понимал Санчо.
– Островковую долю мозга, – пустился в разъяснения сверчок. – В “Анатомии” Грея она именуется островком Рейля в честь немецкого ученого, который первым дал ее описание. Но ты можешь называть ее, если захочешь, островком Реальности. Эта часть
– А что, он вправду хочет, чтобы у меня была эта инсула? –
– Ошибаешься. Он же самый настоящий родитель, – было заметно, что сверчок тщательно выбирает нужные английские слова, – он хочет, чтобы у тебя были все возможные цвета, вся возможная сила и возможность жить счастливо. Он сделает все, чтобы у тебя была инсула. Он уже выращивает ее в тебе. Очень скоро ты получишь качество, как в “Техниколо-ре”, засверкаешь всеми цветами радуги и потом распустишь свой хвост, что тот павлин из “Амаркорда” Феллини, и вот она! Жизнь. Сладкая жизнь. Сам посмотри, как быстро ты растешь! Вылитый Мастроянни в молодости!
– Куда тогда денешься ты? – поинтересовался Санчо. – Продолжишь путаться у меня под ногами? Мне не нужны учителя по жизни, понял?
– К несчастью, – сообщил ему сверчок, – наличие инсулы не гарантирует наличие здравого смысла и разумных суждений.
– Чего не надо, того не надо! Я как ночное небо. Вселенной все равно, что хорошо, а что плохо, ей нет дела, кто умирает, а кто остается жить, кто ведет себя как паинька, а кто гадко. Вселенная – это взрыв. Она летит сразу во всех направлениях, крушит, ломает, сметает все, что попадается на ее пути, лишь бы занять собой все пространство. Это бесконечное завоевание. Знаешь, какой девиз у Вселенной?
– Что ж, это я давно понял про тебя, – заверил сверчок, постепенно растворяясь во тьме, – понял со всей очевидностью. Не скучай!
И сверчок исчез.
На следующее утро Кишота разбудил совершенно неожиданный звук – шкворчание еды на сковородке рядом с палаткой. Темноволосый молодой человек – высокий и поджарый, сложенный практически так же, как Кишот – жарил яичницу с беконом. Одетый в рубашку лесоруба в красно-бело-синюю клетку и синие подвернутые джинсы, он стоял к Кишоту спиной, держа сковородку в правой руке. Левой рукой он махал обитателям соседней палатки, а они махали ему в ответ. Кишот окликнул юношу, а когда тот обернулся, у старика перехватило дыхание – он даже испугался, не пришел ли его смертный час. А когда понял, что еще жив, возликовал, ведь случилось второе чудо: это был Санчо, его Санчо, но в широкоэкранном формате и полной полихромии. Черно-белый фантом, прощай навсегда! Вот он во плоти – высокий, красивый (разве что лицо излишне худовато), здоровый подросток с пушком на подбородке и неуемным аппетитом. Их вчерашняя ссора тут же вылетела у Кишота из головы. В глазах стояли слезы.
– Настоящий живой мальчик, – только и смог сказать он. – Воистину в наше время может произойти все что угодно. Даже такое.
– Это знак, которого ты ждал? – поинтересовался Санчо, но Кишот не смог ему ответить из-за застрявшего в горле кома.
– С учетом того, что сегодня случилось, – продолжил Санчо, – мне понадобятся некоторые вещи.
Потрясенный до глубины души Кишот лишь неопределенно затряс головой в ответ.