Кишот

– Прошу вас. Простите. Я совсем недавно в этой стране. И надо понять, что все это значит. Как нам жить.

– Вы не местный.

– Нет. Я здесь проездом. Меня зовут Санчо.

– Странное имя. Ладно, мистер Санчо, вот что я вам скажу. Мы все потрясены. Люди говорят моему отцу: запрети своей дочери работать в Америке и отправь домой. И я, возможно, воспользуюсь их советом. Никто не видит разницы – иранцы, арабы, мусульмане… Значит, никто не может быть в безопасности. Индийские индийцы больше не хотят искать своим детям пару среди американских индийцев. Возможно, наши люди переберутся в Канаду. Канада говорит, что готова нас принять. Есть еще языковой вопрос. Мы родом из Теленганы, говорим на телугу. Но мы просим друг друга не говорить на телугу, когда кто-то может услышать. Телугу, арабский, персидский – никто не видит разницы. Поэтому мы никогда не бываем в безопасности. Тот бар считался безопасным местом, они не говорили там на телугу, но они не были там в безопасности, уже нет такого места, где мы были бы в безопасности. Вы достаточно услышали? Мы лишились своих языков. Мы должны бояться и сами вырвать себе языки.

– Ужасно. Но я вас понял. Могу я все же увидеть госпожу К., чтобы выразить ей соболезнования?

– Это не ее дом. Она не живет здесь. Вы ошиблись адресом.

– Но почему тогда…

– Мы все сегодня госпожа К. Мы все – ее семья. Если вы только недавно приехали из дома, из страны, то точно понимаете. Но это не ваше место. И это не ваша кровь.

– Как вас зовут?

– Зачем вам мое имя?

– Вы же знаете мое.

– А как вы меня до этого называли?

– Прекрасной из города Прекрасного.

– Значит, так меня и зовут.

– Мне пора идти, – говорит Санчо. – Я должен сопровождать отца в его последнем путешествии. Но когда я закончу с этим…

– Я вас не знаю, – говорит девушка, – а будущее? Никто не знает будущего. Уходите.

Дверь закрывается.

Санчо уходит, убитый горем и при этом окрыленный, он чувствует обновление – внезапно охватившая его решимость, конечно, не то же самое, что столь необходимая ему любовь, но это, по крайней мере, что-то, что он может унести отсюда с собой.

Кишот дожидался его в машине и выглядел недовольным.

– Ты упрямый ребенок! – начал он. – Я же ясно объяснил, это глупая затея и бестактный поступок. Я привез тебя сюда только потому, что ты угрожал мне, что уйдешь, но я произвел тебя на этот свет не для того, чтобы тут же потерять. То, что ты совершил, – не просто бестактность. Это не имеет отношения к великим делам, которыми мы заняты, великому начинанию, что мы реализуем. Это просто незначительный поворот, тупик, это вообще не наше дело.

Санчо на пассажирском сиденье заливался слезами – первыми в своей короткой жизни.

– Теперь ты знаешь, что такое несчастье, – недобро заметил Кишот, – ты уверен, что пришел в этот мир, чтобы узнать именно это. Что ж, учись. Человеческая жизнь – по большей части несчастье. Лекарство от человеческих страданий – любовь; именно любви мы должны сейчас посвятить себя без остатка. Вперед.

– Я хочу, чтобы ты научил меня своему языку, – попросил Санчо, – языку, на котором ты говорил там. Я хочу, чтобы мы разговаривали между собой на этом языке, в особенности на людях, чтобы сразу видеть ублюдков, которые ненавидят нас просто за то, что у нас другой язык. Я хочу, чтобы ты начал учить меня прямо сейчас.

Кишот неожиданно понял, что растроган.

– Хорошо, – заявил он, – я научу тебя, сын мой. Твоему родному языку, мой рожденный без матери ребенок! О красоте этого языка известно всем. Еще я научу тебя бамбайя, его локальной вариации, на которой говорили на бомбейских улицах моего детства, – бамбайя не так красив, но ты все равно должен знать его, потому что только если ты говоришь на нем, сможешь стать жителем города, которого никогда не видел.

– Когда я закончу учиться, – сообщил Санчо, – я вернусь сюда и постучу в эту дверь снова. Я скажу ей, нам не нужно больше бояться.

Лишь знание нашей цели, только Возлюбленная сможет спасти нас. Когда Кишот сказал это, Санчо подумал, что это доказывает лишь, что он начисто утратил связь с реальной жизнью. Теперь же осознал, что понимает старика. Теперь, когда у него тоже есть возлюбленная.

– Когда она сказала мне: “Уходите!”, – рассказывал он Кишоту, – я точно понял, что она хотела сказать: “Возвращайтесь!”