Кишот

Она бежала, а мир вокруг нее рушился, разбивались на куски конструкции любви, доверия и понимания, в которое она верила. Вся история ее семьи, все, что, как она считала, она знает о ней, то, кем и какими они были в этом мире, все это должно быть порвано и написано заново. Лишиться собственной картины мира, почувствовать, как ее позолоченная рамка расползается и крошится, музейное стекло, надежно укрывавшее ее, разлетается вдребезги и неаккуратными кучками падает на землю, а изображенные на холсте разъезжаются, соскальзывают и лопаются; этот опыт можно назвать и иначе – утратой невинности. Если такое происходит, когда тебе двенадцать и ты не имеешь никакого психологического инструментария, чтобы справиться, все обстоит еще хуже.

Салма бежала и видела обрывочные видения, ускользающий и меняющий свое местоположение дом, лопнувший над ее головой и опадающий на землю синими снарядами небосвод и утративший свое обманчивое спокойствие, готовый поглотить всю сушу океан впереди. Потом мама обнимала ее, она пыталась рассказать, что случилось, а бабушка, страшная в своей ярости, стояла у них за спиной. Глаза обеих женщин озарились особенным светом, способным прожечь дыру в ткани времени. В комнату вошла няня-ая.

– Останься с ней, – велела Аниса ае и вместе с Диной они направились к маленькому дому, словно выдвинувшаяся в поход маленькая армия.

История умалчивает о том, что они говорили Бабаджану, но вся домашняя прислуга и даже некоторые прохожие на улице ощутили подземный толчок, к концу же их разговора все картины в доме висели вкривь и вкось. После этого случая Бабаджана почти никто не видел. Еду ему приносили прямо в комнаты, где он доживал свои дни и читал свои молитвы – надеясь, видимо, на искупление – в полном одиночестве. Когда женщины вышли из его комнат, они выглядели так, словно держат в руках обнаженные мечи, обагренные кровью убитой жертвы, которую они не собирались смывать, чтобы все могли видеть, что они сделали.

Вернувшись туда, где оставили Салму с аей, они увидели, что двенадцатилетняя девочка больше не плачет; она была одна.

– Вы обе знали, – сказала она им, – вы всегда это знали.

“Мы скрываем это, – говорил доктор Р. К. Смайл, выступая в Атланте, – существует огромная опасность для членов семей, но мы скрываем это. Мы стыдимся их и молчим об этом ”.

Очень редко у одолевающих нас заболеваний можно отыскать одну-единственную причину, а потому будет слишком большим упрощением считать, что психическое расстройство Дины Р., запои и депрессии Анисы Р., а также самоубийства обеих женщин являются следствием подавленного стыда, вызванного страстью Бабаджана к маленьким девочкам. Много ли им было известно? Много ли у него было жертв? Как далеко заходил он в своем пороке? Мы не можем знать этого наверняка. Звездные судьбы и журналисты стоят за молчанием слишком многих языков и искажением слишком многих истин. Сколько такой грязной работы выполнили – по своей воле или по принуждению – эти женщины, насколько остро ощущали они вину за то, что, подчищая за ним, становятся соучастницами его преступлений? Не эта ли история подвела мисс Салму Р. к решению отказаться от успешной карьеры в Болливуде и искать счастья на другом краю света? Не в этом ли корень всех ее последующих злоключений и зависимостей? Правильный ответ – возможно. Человеческая биохимия, равно как и психика, подвержена определенным аберрациям, и это тоже, без сомнения, сыграло роль в этой истории.

– После этого я надолго сделалась пай-девочкой. Мисс Гуди-Два-Ботинка, вот кем я была. Я прятала свои чувства, много трудилась, держалась прямо, никогда не капризничала, слушалась учителей, как собачка. Ведь если я буду достаточно вежливой, воспитанной, буду отлично выполнять домашние задания и во всем слушаться старших, хорошо себя вести, тогда, возможно, мой мир больше никогда не взорвется, как в тот день. А потом умерла мама, и я подумала: хватит. Но одно запомнила очень хорошо: в тот день я узнала, что в нашем мире нельзя быть в безопасности. Дед преподал мне этот урок. И его важно выучить.

Вернувшийся из Атланты Андерсон Тайер не перебивал Салму, пока она все это ему рассказывала. Она сняла копию с полученной от Кишота фотографии и закрепила на дверце своего холодильника.

– Сейчас, когда у меня было время его рассмотреть, – сказала Салма, – он уже не кажется мне похожим на дедушку. У него на самом деле приятная улыбка. А Бабаджан только зло подхихикивал, хи-хи-хи.

– Пожалуйста, будь осторожна, – попросил ее Андерсон, – я тебя знаю. Знаю, что ты думаешь. Что все материал, да? И ты хочешь пригласить этого придурка к себе на программу.

– Нисколько не хочу.

Андерсон взглянул на нее.

– Ладно. Возможно, хочу. Но понимаю, что это глупо. Он, конечно, законченный псих. А психи делают отличные шоу.

– Это маньяк. Ты не можешь пригласить на телевидение маньяка, который охотится за тобой.