Кишот

Хозяин мотеля улыбнулся в ответ, но Санчо показалось, что улыбкой он пытался замаскировать нервный смех, даже страх.

– Горнисты, – пояснил он. – В нашем городе очень много заядлых горнистов, и они любят репетировать в дневное время.

– Что ж, – заметил Кишот, – лично мне они не кажутся великими виртуозами. Это страшная какофония, я очень надеюсь, что они не репетируют по ночам.

По дороге в Беренгер Санчо заметил, что по мере приближения к Нью-Йорку, в котором, как он считал, его странствие должно прийти к великому и счастливому завершению, прожитые годы опадали с Кишота, а его грудь снова наполнялась весельем и жаждой жизни. Он постоянно пребывал в благостном расположении духа, был неизменно весел, с радостью вступал с Санчо в жаркие споры о музыке, политике и искусстве и выглядел значительно моложе во всем, разве что колени болели и он продолжал прихрамывать на правую ногу. В его почтенном возрасте его, казалось, вообще не волновали вопросы о смерти, когда она может прийти и что бывает или не бывает после великого конца.

– Как-то я видел по телевизору, – делился он с Санчо, – как один известный режиссер давал интервью восторженной корреспондентке, которая спросила его, счастлив ли он, что после смерти продолжит жить в своих кинематографических шедеврах. “Нисколько, – ответил режиссер, – я бы предпочел продолжать жить в собственной квартире”. У меня похожий план. Если придется выбирать между неизбежно скучной смертью и бессмертием, я предпочту жить вечно.

Он также начал рассказывать Санчо истории из своей юности, в которых у него было много друзей, он путешествовал по миру и нравился многим женщинам.

– Ах, девчонки, какие девчонки! – орал он, непристойно ухмыляясь. – Наше поколение считало частый беспорядочный секс проявлением свободы, и я, как и все мои ровесники-мужчины, верил в эту свободу всем своим жадным сердцем!

Наконец-то он начал говорить с Санчо о прошлом. “Девчонки” из его рассказов в голове у Санчо сливались в серую массу. Он заметил, что между всеми этими историями есть нечто общее. Почти всегда девушки быстро бросали Кишота, и их почти всегда звали самыми распространенными на Западе ничего не говорящими именами; Кишот никогда не упоминал, в каком городе произошла их встреча, на каком языке они говорили и каких религиозных взглядов придерживались – ничего такого, что делало бы их живыми. Создавалось впечатление, что он и сам знал их не очень хорошо. Было похоже, что он… Внезапно Санчо понял: все эти предшественницы мисс Салмы Р. были в его жизни такими же тенями, как и она, женщинами, с которыми он не был знаком, но полюбил на расстоянии. Возможно, это были и настоящие женщины, и те, чьи фотографии он видел в журналах. Возможно, он всех их выдумал. Возможно, все они – героини телевизионных передач.

Или он следил за всеми этими женщинами, или домогался их?

Или что похуже?

Что он за человек на самом деле?

Только об одной женщине Кишот рассказывал в совершенно ином ключе. Она жила в Нью-Йорке, и он с нежностью именовал ее “Женщина-Трамплин”. Она не была его бывшей пассией, а, похоже, существовала на самом деле, и Кишот совершенно не был уверен, что она будет рада видеть его снова. – Мы непременно заглянем к ней, – уверял он Санчо. – Если она согласится нас принять, поверь мне, это станет большой удачей для нас обоих.

Он никогда не называл ее имени и не рассказывал о ее жизни. Но было ясно, что эта женщина по-настоящему важна для него. Возможно, если они встретятся, кое-что из того, что сейчас окружено в жизни Кишота мистическим ореолом, станет понятным.

Санчо начал думать, что на самом деле Кишот был девственником, как и он сам. Порой ему приходила в голову и вовсе дикая мысль: если Кишот сумел вот так создать его, не значит ли это, что есть еще кто-то, кто в свое время создал и самого Кишота.

На следующее утро, пока Кишот спал, Санчо отправился бродить по улицам Беренгера в надежде разжиться чашкой кофе. В “Старбаксе” он столкнулся с парой людей, которые показались ему приятелями, ссорящимися из-за того, что один из них напился, хотя они собирались обсудить что-то важное.

– Вопрос в том, – говорил трезвый, – будет ли так теперь всегда или это какое-то временное отклонение. Мы должны разобраться в этом прежде, чем что-то покупать.

– Да это ж чертовы монстры, – спорил пьяный. – Такие вообще не должны жить. Ежу ясно, никто у них ничего покупать не станет.

– Господи, да никто не говорит, что мы обязаны у них что-то покупать. Вопрос в том, сможем ли мы вообще жить в таких условиях.

– То есть ты хочешь знать, насколько хороши будут здешние школы? И удобно ли будет до работы добираться? – не унимался пьяный. – Я говорю тебе, что это чертовы монстры, а ты переживаешь, не вырастет ли уровень преступности?!

Девушка за стойкой кафе внезапно подскочила, в буквальном смысле подпрыгнула вверх.

– Вы это видите? – вопила она.

Предметы на стойке тоже начали подпрыгивать.

– Небольшое землетрясение, – трезвый друг явно старался сохранять спокойствие.

– Никакое это не землетрясение, – заявил пьяный.