Ректорский кабинет встречал хозяина яркими солнечными лучами, заглядывающими в комнату сквозь высокие окна эркера, в котором так удачно уместился внушительный дубовый стол и кожаное кресло. С трёх сторон массивную мебель окружали книжные стеллажи, забитые до отказа учебниками, трактатами и учёными трудами. Казалось, ещё немного, и книги дружно хлынут на пол шумной волной, стоит только тронуть пальцем хоть один корешок.
Об идеальной алфавитной расстановке каждого экземпляра книги в этой комнате напоминать не приходилось. Как и о чистоте на полках и ректорском столе: перо к перу, чернильницы в ряд, окружённые стопочками промокашек с одной стороны, и лотками для документов «На подпись» и «С подписью» с другой.
Раймонд, милостиво дожидаясь медлительного отпрыска, послушно сидел в гостевом кресле и держал в руке драгоценную трость. Набалдашник её был инкрустирован десятками аметистов размером с ноготь. Высокий цилиндр джентльмена покоился у него на коленях, точнее, одном колене, так как старший ван Роуз любил закидывать ногу на ногу, особенно во время долгого ожидания.
– Ты соизволишь сесть? Или предпочтёшь разговор стоя? – спокойным тоном уточнил нежеланный гость, придирчиво оглядывая свою коричневую жилетку из классического костюма.
Белая сорочка его была слегка расстёгнута на горле, заставив Люпина вознегодовать ещё больше, когда он это увидел, огибая гостевое кресло, так как стояло оно на пути к ректорскому месту.
– Я тебя умоляю, сын. Избавь меня от этой твоей паранойи… – бросил нежданный гость с притворно-молящей интонацией в голосе.
– Избавь меня от своего общества и поскорее, – проронил Люпин, негодуя. – Я думал, после нашего последнего разговора я тебя никогда не увижу.
– Изначально, так и планировалось, вот только…
– Только?
– Только ты куда-то дел дочку магистра Криди, чем сильно его разозлил. И уж поверь, обычными угрозами можешь не отделаться.
– И почему я не удивлён? – С этими словами ректор, наконец, занял своё место во главе стола и немного расслабился. Потому как речь сейчас пойдёт не о нём и не о родственных связях с ван Роузами, которых у Люпина, как оказалось, не было. После долгих ультимативных расспросов, чуть было не окончившихся дракой, Раймонд сознался в преступлении, которое совершил.
– Итак, что ты мне ответишь на это?
– Я ничего с ней не делал. – Люпин скрипнул зубами, стараясь удержаться от ругани, которую никому не позволял, а себе и подавно. Правда, в ту ночь, всё-таки выразился пару раз, из-за чего теперь тихонько страдал.
– А моя трость говорит, что это не так… – Раймонд нахмурился. Его лицо приобрело серьёзное выражение. – Так магистр прав? Это был ты?
– Я ничего с ней не делал! – Сын вначале вознегодовал. Но память услужливо подсказала о ночном рандеву в его кровати, когда Эстебана очутилась в его комнате, будучи одетой в одну ночную сорочку. Лёгкий страх быть уличённым в преступлении, которого не совершал, всколыхнулся внутри, прежде чем исчезнуть. У Люпина был свидетель – его сестра, хоть и не родная. Правда, потом она ушла спать…
– Ещё раз повторяю… – ван Роуз-старший начал повышать голос, как какой-то дознаватель: – Что ты с ней сделал?!
– Я не причастен к её исчезновению, – морщась, перефразировал ректор.
Сменив гнев на милость, отец смешался:
– Ты говоришь правду, но тогда что же произошло? Ты её не убивал, но сделал с ней что-то, и это что-то явно выходит за рамки приличия, раз не хочешь делиться подробностями. Я прав?
– Нет! – отрицал Люпин со всей горячностью в голосе. Его самообладанию пришёл тихий и беспощадный конец. – И вообще, ты мне не отец! Не понимаю, с какой стати тебя интересуют, я подчёркиваю, мои проблемы?
– Ах, вот как? Твои проблемы? – тихонько вознегодовал Раймонд. – Положение в обществе тебе нравится, фамилия, деньги, роскошь, любимая работа… – в этот раз он не стал оправдываться, а сразу начал с козырей. – Или ты хочешь сказать, что с радостью бы со всем этим расстался и родился незаурядным сыном портнихи? А может быть, и судомойки одного из трактиров, где даже гоблины брезгуют останавливаться, а?
Последние слова ненастоящего отца возымели на Люпина поразительный эффект. Хоть они и оскорбляли его чувства, однако напомнили о попытке кражи семейного артефакта.
– Я тебе ответил, – проворчал ректор. – А теперь твой черёд. Что ты знаешь об опаловой броши, и какие свойства она может передавать, если её проглотить?
Смена настроения сына ван Роузов, каковым его по-прежнему считали все без исключения, заставила магистра Тёмного ордена опешить и приоткрыть от изумления рот.
– Так она его проглотила? – сделал он подобный вывод. – Хочешь сказать, Эстебана задохнулась, проглотив опаловую брошь? Наш родовой артефакт?
– При чём здесь Эстебана? – отмахнулся Люпин. – Кошка моя, Бусинка. Я нашёл брошь в её кишках.
Раймонд откинулся на спинку кресла и будто захмелел без вина. Мотнул головой, приводя сумбурные мысли в порядок, и проронил твёрдо:
– Я хочу знать всё, что касается этой Бусинки, опаловой броши и Эстебаны Криди. Говори.