Кислородный предел

— А хотя бы и так, — не дрогнув мускулом, Андрей на это без улыбки отвечает. — Я на святости не настаиваю, в Иоанна Кронштадтского превращаться не обязательно, но хотя бы тщету осознать… Да всего тщету, вот этих миллионов. Что он делал-то до этого всю свою сознательную жизнь — жрал и жрал, сливал и поглощал. Собственность делил с такими же, как он, на двенадцать жизней вперед. Я, конечно, в сознание к нему забраться не могу, не способен проникнуть до самого донышка — все же это особые люди, порода, — но примерно представляю, что за кайф он получал от беспредельной власти над такими мощными потоками бабла, от той игры, которую он делает, орудуя семизначными величинами. Он в виртуальном измерении, он вне земного тяготения — в этом все дело. А в этом виртуальном мире нет ни страданий, ни боли, ни детей-уродов, ни беспомощных отцов, ни голодных, ни холодных. Одна только чистая энергия денег. Ну, ограбил целый полк десантный на какой-то там жилой квартал. Ну, пришли они его мочить, ну, сгорели при этом нечаянно сотни две неповинных людей, но Драбкин-то в открытом космосе блаженствует, где несутся кометы кредитов и траншей, где рождаются черные дыры финансовых кризисов, взрываются сверхновые экономических реформ, и он там — титан, демиург, божество, Вседержитель. Авось теперь прогреет. Людей увидит, разглядит хотя бы в виде обгорелых трупов. Я уже с этим сталкивался: был один такой миллионер, водочный король, дожил до тридцати пяти — пресытился. Все доступно — дома и квартиры, королевы красоты и тачки; член болит от частого употребления, нос — от кокаина… Ну, а дальше что? Я кино, говорит, снять хочу, пригласить Тарантину, втыкаете? Когда в этом мире от всего недоступного не остается ничего, то нужно выходить на новый уровень. И тут кто в искусство, а кто в монастырь… Ничего ему дурного не желаю — не по-христиански это…

— А недавно кто хотел кого-то палками железными?

— Так это эмоции только. Реакция на тупость человеческую, только и всего. Мы, конечно, все ожесточаемся, но у каждого в душе изначально — божественный свет. Только он, наш внутренний источник света, — вроде грязной лампочки в подъезде, что ли. Он под толстым непрозрачным слоем копоти и горит сквозь мохнатую пыль вполнакала.

— И у Драбкина тоже горит? — Сергей-один, внезапно вскинувшись, Андрея вопрошает.

— Ну а чем он хуже? Все — по образу и подобию. Или мы тут с вами будем расизм разводить? Просто Драбкин занят играми чисто интеллектуальными, не до внутреннего света ему, когда вокруг такие массы денег, — пустое и тлен становятся важными и, соответственно, наоборот. Ну и мы в свою очередь тоже суетимся чего-то. Мы об этом внутреннем душевном свете забываем точно так же, как любой из нас забывает о своем самом раннем детстве — от рождения до пяти. За каждодневным выживанием забыли, что смерть вообще-то неизбежна. Ну а если бы мы точно знали, что вот этот или этот вот конкретный человек через пять минут умрет? Каким бы мы его воспринимали? Уродом, которого нужно давить? Считали бы по-прежнему, что вот таких, как он, необходимо убивать, а то и абортировать задолго до рождения?..

— Стоп-стоп, ребята, что-то я не понял… — встревает тут опять Артур. — Так мы чего постановили — что на Драбкина все вешаем? Что если бы не он, то ничего бы не рвануло, так? Что если бы не он, то не было захвата бы, пожара? Ведь ты за эту версию, Сереж.

— Да ни на чем я не настаиваю. Пока понять хочу.

— Да нет, настаиваешь! Не говоришь ни слова, но настаиваешь. Я просто понять хочу — да или нет. Из-за него — две сотни человек? Я за себя могу сказать определенно — нет. Считаю — совпало. И было два взрыва.

— Слушай, а ты Драбкина знаешь? — вдруг загорается Сергей-один. — В смысле в лицо?

— Нет. Откуда?

— Ну, канал РБК, оператор. Должен каждую собаку в крупном бизнесе — как иначе?

— Случайно получилось с РБК, меня там находиться было тоже не должно. Приятель попросил помочь — в запой он, тремор, алка-зельтцер, все такое. А так я папарацци в чистом виде, совсем другой канал, по звездам спец. Кто с кем перепихнулся, поженился тайно, трусы там, грязное белье. Пришли в отель вдвоем с корреспондентом, он — этого сними, вот этого мне крупным планом, а для меня все эти кексы на одно лицо. Кто такой этот Драбкин? Я до этого вообще не знал, что он есть в природе, ничего… Значит, ищем, Сереж? Драбкина ищем? К нему вопросы?

— Это верно, — соглашается Сергей-один. — Ну, а вы чего молчите, господа? Неужели нет мнений, гипотез, неожиданных версий? Гриша? Серег?