Кислый виноград. Исследование провалов рациональности

Амос Тверски указал еще на одну причину, по которой выборы – или выраженные предпочтения – не во всех случаях могут считаться представляющими реальные предпочтения[71] Когда человек делает выбор, он сам или другие люди могут в дальнейшем считать, что он несет за него ответственность. В частности, он может сожалеть о рискованных решениях, которые ex ante казались совершенно рациональными, когда стали ошибочными ex post. Предвосхищая сожаления, человек может выбрать ставку с меньшей ожидаемой ценностью, если неопределенность тем самым устраняется или же сокращается. Тогда выраженные предпочтения, говоря словами Сержа Кольма, становятся «зависящими от возможности»[72]. Это, естественно, нарушает условие о независимости нерелевантных альтернатив – не в отношении реальных предпочтений, а в отношении предпочтений, которые люди решили выразить, являющихся единственно доступными нам предпочтениями. В главе III более подробно излагается тезис о том, что в важном классе случаев реальные предпочтения могут также зависеть от множества допустимых решений – что является еще одним поводом скептически относиться к нормативной силе теории коллективного выбора.

I.5. Коллективная рациональность: широкая теория

Слабая теория коллективной рациональности основывается на слабой теории индивидуальной рациональности: индивидуальные предпочтения, служащие исходными данными для общественного выбора, должны в ней обладать лишь свойствами формальной непротиворечивости, о которых говорилось в I.2. Теперь я хочу рассмотреть возражение, что понятая таким образом политика может оказаться в ситуации из разряда «ерунда на входе, ерунда на выходе», если индивидуальным предпочтениям не хватает сущностной рациональности.

В рамках теории общественного выбора и связанных с ней подходов[73] коллективная рациональность состоит в согласовании или агрегировании индивидуальных предпочтений, то есть она призвана мешать индивидам ставить друг другу подножки или выбрасывать мусор друг у друга на заднем дворе. Сущностная рациональность индивидов, равно как и моральность их предпочтений, никогда не проблематизируется. Без сомнения, есть веские основания не ставить их под вопрос. Теория общественного выбора зиждется на посылке о суверенности гражданина, как и экономика благосостояния – на посылке о суверенности потребителя. Государство – в первую очередь государство граждан. У них вполне могут иметься предпочтения, которые философ нравов сочтет эгоистическими, враждебными, разрушительными, конформистскими или преходящими, однако с его стороны было бы недопустимой цензурой ограничивать их в выражении предпочтений. Согласно этому доводу никто лучше самих индивидов не знает, что для них есть благо, и оно проявляет себя в их предпочтениях. Стало быть, единственная задача государства состоит в создании механизма, позволяющего индивидам выражать свои предпочтения в отношении целого ряда общественных устроений, а не только в отношении множества вариантов, которые входят в частную сферу их действий. Такой механизм в итоге работает более или менее удовлетворительно. Проблемы, о которых говорилось в конце предыдущего раздела, предположительно могут воспрепятствовать реализации коллективной рациональности. Но нельзя обосновать иной порядок принятия социальных решений. В частности, будет неоправданно игнорировать предпочтения конкретных людей или предпочтения некоего типа.

Во многих контекстах эти аргументы действительно говорят сами за себя, но я не считаю их решающими. Они покоятся на двух неявных предпосылках: что единственной альтернативой агрегированию предпочтений является цензура и что цензура однозначно неприемлема. Обе посылки легко оспорить: во-первых, политическая система может быть заточена на выполнение задач по изменению, а не агрегированию предпочтений; во-вторых, самоцензура не столь предосудительна, как патерналистская цензура. Прежде чем я разовью мысль, позвольте заметить, что в дальнейшем я не буду сосредотачиваться на различии между моральностью и рациональностью в широком смысле. Разумеется, во избежание противоречий мне следовало бы рассмотреть по отдельности способность политических систем создавать или как-то еще поддерживать рациональные предпочтения в широком смысле и аналогичную способность применительно к этическим предпочтениям, однако я не в состоянии вдохнуть жизнь в это различие.