Кислый виноград. Исследование провалов рациональности

С проблемой гамака тесно связана проблема самостирания. В некоторых случаях технология не будет эффективной без субтехнологии, стирающей из памяти все следы, которые она могла оставить. Например, решение верить едва ли может оказать какое-то воздействие, если только человек не заставит себя позабыть, что его вера – результат решения. Проблема гамака в таком случае может быть переформулирована как проблема достижения правильной синхронизации процесса самостирания, которая гарантировала бы, что технология не сотрется до завершения ее работы. Очевидно, что запланированное забвение ставит вопрос в острой форме, и можно себе представить, на какие ухищрения приходится идти, когда строятся планы по достижению невинности.

Есть ли состояния, которые исходно – по концептуальным, а не исключительно по эмпирическим причинам – приводят к проблемам гамака и самостирания? Я не знаю. Вполне вероятно, что подобные трудности всегда связаны с какой-нибудь переменной в параметрах личности и потому состояния, недостижимые для одних людей, могут оказаться вполне достижимыми для других при помощи методов приращения. И даже первые способны повлиять на величину параметра при планировании характера более высокого порядка, то есть планирования, делающего возможным само это планирование. Однако решающим, скорее всего, окажется второй ответ, приведенный выше. По итогам настоящего обсуждения из практических соображений мы можем говорить о состояниях, являющихся по сути своей побочными продуктами для данного человека. Я не исключаю, что можно сделать более сильный вывод, но не знаю как.

Однако при рассмотрении другого набора кейсов мы могли бы дать более четкий ответ на возражение. Описанные только что состояния могут быть достигнуты, если они вообще достижимы, только путем пошаговых изменений. Другие, напротив, могут быть достигнуты путем резкого перехода. В одном из писем Эмили Дикинсон восхищается подругой: «Разве [sic] не замечательно, что за столько лет Сара так мало изменилась – не то чтобы она стояла на месте, но ее прогресс шел очень плавно»[136]. Здесь имеется в виду, что восхождение разума обычно не бывает столь плавным, но скорее проходит через провалы «сомнения или <…> отчаяния»[137]. Это гегелевская теория прогресса через отрицание отрицания[138]; самоотчуждения как условия покоя – хотя, конечно, не как сознательно выбранного инструмента достижения покоя[139]. Упоминание Гегеля не означает, что этот вопрос темен и неясен. Токвиль, самый ясный из всех авторов, предлагает очень похожий анализ формирования убеждений:

Один великий человек сказал, что на обоих концах знания находится незнание.

Возможно, вернее было бы сказать, что глубокие убеждения находятся только по краям, а в середине – сомнение. Человеческий ум можно рассматривать в трех различных состояниях, часто следующих одно за другим.

Вначале человек твердо верит, потому что он воспринимает что-то, не вдаваясь в суть. Потом, когда появляются возражения, противоречия, он сомневается. Часто ему удается разрешить все свои сомнения, и наконец тогда он снова начинает верить. На этот раз он овладевает истиной не наугад и не в потемках; он видит ее перед собой и идет прямо к ее свету <…>

Можно предположить, что большинство людей останется в одном из первых двух состояний: они будут верить, сами не зная почему, либо не будут точно знать, во что им нужно верить[140].

Вторая, зрелая форма убеждения является по сути своей побочным продуктом обучения и опыта. Нельзя представить человека, для которого вызывание в себе сомнения выступает составляющей техники достижения отрефлексированного убеждения, ведь столь искушенный человек изначально не придерживался бы наивных и догматических взглядов. Если решение под рукой, проблемы не существует.