Кислый виноград. Исследование провалов рациональности

Поэтому мое возражение Бурдьё касается вовсе не использования для объяснения последствий, которые по сути своей являются побочным продуктом, а лишь отсутствия у него интереса к механизму. Вполне может существовать неинтенциональный механизм, благодаря которому поведение может возникнуть или закрепиться в силу определенных последствий, которые являются побочным продуктом. Снова вернемся к анализу эвергетизма у Вена. Если безрассудное великолепие – условие для завоевания симпатий народа, а последние – условие для получения или удержания власти, тогда скупые и те, кто слишком рассудочно пытается быть великолепным, не смогут добиться власти. Так мы могли бы объяснить некоторые паттерны поведения – великолепие власть имущих – последствиями, которые по сути являются побочными продуктами, через вышеописанный механизм типа (2). Согласно Вену, объяснение было бы неправильным, потому что вторая посылка ложная. Щедрость не была важна для власти, по крайней мере поначалу; и даже когда она стала важна, нерасчетливость не была обязательной[258]. Тем не менее подобное возражение не так важно для меня, как то обстоятельство, что в предлагаемом объяснении намечен как минимум один механизм, следовательно, оно терпит неудачу на достойных эмпирических основаниях. Главной мишенью моей критики являются объяснения, которые не предлагают ни механизма, ни аргумента в пользу того, что без них можно обойтись, но просто опираются на непродуманное допущение, что если у щедрого поведения есть такие в высшей степени желательные результаты, то этим и объясняется щедрость. Такое объяснение позорным образом терпит неудачу, потому что вытекает из ошибочно понятых поисков смысла.

Гипотетическое объяснение, процитированное выше, ссылалось на искусственный отбор как механизм, посредством которого незапланированные последствия могут служить объяснением своих причин. Еще одним механизмом может быть закрепление внутри индивида, то есть случай (3). Как уже говорилось в I.2, люди часто занимаются деятельностью, приносящей награду, именно потому, что она ее приносит, но это не то же самое, что сказать, будто бы они занимаются ею с целью получить награду. Когда награды относятся к состояниям, являющимся побочными продуктами, это различие приобретает ключевую важность. Даже если, скажем, чувство удовлетворения или самореализации – по сути дела, побочный продукт и потому не может быть мотивацией для действия, оно может закреплять мотивацию заниматься теми видами деятельности, которые дают такие побочные продукты. Скорее всего, именно поэтому художники занимаются искусством, ученые – наукой и так далее. Они занимаются ими не ради острых ощущений, но чтобы «сделать все правильно», и тем не менее когда они получают острые ощущения, если им удается «сделать все правильно», их мотивация к такого рода занятиям усиливается. Здесь мы ссылаемся на состояния, являющиеся побочными продуктами, ради (каузального) объяснения мотиваций, которыми (интенционально) объясняется деятельность, – и такой подход довольно сильно отличается от простого заявления, что данные состояния и есть цели, которые объясняют поведение.

Итак, ошибки в объяснении, возникающие в этом контексте, бывают двух видов, которые можно ассоциировать с именами Веблена и Бурдьё (см. также II.5). Во-первых, имеется попытка объяснить через интенциональность порождение состояний, которые по сути своей являются побочными продуктами; во-вторых, идея, что для объяснения таких состояний достаточно указать на их полезность, не указав никакого механизма. Иными словами, опять же, можно потерпеть неудачу, либо указав неподходящий механизм, либо не предложив никакого механизма.

Первое из этих двух интеллектуальных заблуждений тесно связано с тем, что я назвал моральным заблуждением в отношении побочных продуктов – неуместной или самоподрывной формой инструментальной рациональности. Это заблуждение, связанное со стремлением к вещам, которые отпрянут, как только к ним протянется рука. Во многих случаях оно приобретает форму попыток получить что-то даром, сформировать характер или стать «личностью» не путем «безжалостного посвящения всех сил одной задаче»[259], а как-то иначе. В других случаях оно сопровождается потаканием самому себе, в результате чего человек начинает снисходительно относиться к ошибкам или недостаткам в своей работе, зная, что порой они оказываются полезными или плодотворными. В частности, многие наверняка сталкивались с типом ученого, который оправдывает односторонний характер своей работы потребностями науки в плодотворных разногласиях[260]. А чаще всего это отношение сочетается с формой самомониторинга, чьи пагубные последствия я стремился подчеркнуть.