Кисмет

Анна выкладывает фотографии на новую страницу в «Инстаграме» и связывает ее с аккаунтом в «Твиттере», который подумывает назвать @truba, но быстро меняет название на @zagado4nyi_4emodan. Снимок закрытого чемодана она использует как аватар, размещает несколько сообщений, объясняющих суть дела, и сосредотачивается на двух основных зацепках: обрывке газеты с датой и удивительном — словно хозяин вещей готовился к жизни во всех климатических поясах сразу — разнообразии одежды. Через некоторое время входит Пит, садится в другой угол дивана и кладет ее голые ступни себе на колени. Он любопытствует, что нового, и она говорит, что газета не на испанском, а на португальском. В руках у Пита учебник, но Анна понимает, что он зашел поболтать с ней.

— А если Зара увидит это и поймет, что ты наврала ей насчет завтрака?

— Сначала ей придется найти мою страницу, а она думает только о сносе стен. Скорее всего, мои твиты никого не заинтересуют.

— Может, и нет. Но важно уже то, что ты завела аккаунт, — подбадривает Пит.

Анна кивает и ощущает, что он рассеянно водит ее пяткой себе по паху. Она отнимает ногу и начинает писать твит о странах, в которых говорят по-португальски.

— Вчера она прислала мне эсэмэс.

Анна прекращает печатать и поднимает голову.

— Зара? — Пит кивает.

Застарелая ревность оживает в сердце Анны, словно раздутый порывом ветра костер.

— Зачем?

— Сказала, что лучше нанять на твой день рождения лодку.

— Да? — ревность потухла. Это чувство удивило ее своей силой и напомнило Анне, как в прошлом году она пришла домой и обнаружила в квартире Зару, принесшую больное деревце-бонсай, чтобы Пит его вылечил. Вновь испытанная ревность напоминает возвращение аппетита после болезни. — Правда?

Пит откладывает книгу и всем телом поворачивается к ней.

— Слушай, это твой день рождения, и если ты хочешь лодку, пусть будет лодка.

Анна смотрит на экран ноутбука, потом на Пита, затем на забытую чашку чая, теперь уже почти остывшего. Причины, по которым аренда лодки казалась хорошей идеей, представляются отдаленными и нечеткими, как обрывки давнишнего сна.

— Я и забыла об этом.

— И все равно, если ты этого хочешь, я не возражаю. Это будет дорого и, наверно, заказать…

— Нет, — Анна трясет головой. — Это была глупость с моей стороны. И понравилась затея только Хамзе. Пригласить друзей на ужин — неплохой вариант.

— Всего лишь неплохой?

— Больше чем неплохой, — она представляет ужин с друзьями, Пита, встающего на колено, и, как всегда, испытывает внутреннее смятение, но на этот раз приятное. Все будет хорошо. — Это прекрасно. Замечательно.

Пит откидывается на диванные подушки и глубоко вздыхает.

— Тогда надо разослать чертовы приглашения.

— Я всё сделаю.

— Осталось пять дней!

— Знаешь, ты похож на старую бабку, — говорит она, мягко пиная его пяткой. Пит ловит ее ногу и снова кладет ее себе на пах. Анна не сопротивляется, а продвигает ногу глубже к мясистой плоти, которая шевелится и твердеет в ответ.

— Ты ведь уже почти закончила? — густым голосом спрашивает он, глядя на нее. Она отвечает на его взгляд и борется с искушением убрать свою ногу, чтобы пресечь это на корню.

— Всего минуту. Мне надо перечислить страны, где говорят на португальском.

Одной рукой Пит прижимает ее ступню к паху, а другой начинает разминать ее гладкие упругие икры, затем бедра; подушечки его пальцев все еще темны от земли. Анна пытается отвлечься от этих пальцев, ползающих у нее по ногам, и смотрит на список стран. «Википедия» сообщает, что их девять, но в ее списке только восемь: Кабо-Верде, Восточный Тимор, Гвинея-Бисау, Мозамбик, Бразилия, Ангола, Экваториальная Гвинея и Сан-Томе и Принсипи. Последняя, девятая, упорно ускользает. Пальцы Пита уже поглаживают край трусиков под шортами, и по лону девушки пробегает трепет. Затем он кладет книгу на пол, встает на колени и подается к Анне — огромный темный силуэт встает перед ее глазами, и, с улыбкой глядя на него, она вспоминает последнюю страну, где говорят по-португальски: Португалию.

Через двадцать минут они в спальне лежат поверх простыней, смотрят в потолок. Пит полностью обнажен, на Анне все еще надеты трусики. Она глядит в мансардное окно: хотя уже почти восемь вечера, в нем виден прямоугольник яркого розового неба, как будто свет упрямо отказывается растворяться в ночи. Пит тяжело и шумно дышит, и Анна понимает, что ей надо заговорить первой.

— Прости, — произносит она.

— Не стоит.

— Я хотела. В душе хотела. Но когда мы начали…

Она подыскивает тактичное выражение, и тогда он предлагает более честную формулировку:

— Если чувства нет, ему неоткуда взяться.

Анна опирается на локоть, кладет руку на его волосатую грудь и осматривает его нагое тело; сдувшийся пенис грустно завалился набок.

— Причина не в этом. По крайней мере, это произошло неосознанно.

— Я знаю. Приходит и уходит. Периодами.

— Как прошлым летом, — удивляясь самой себе, говорит Анна. — Когда тебе тоже не очень хотелось.

От этих ее слов Пит дергает головой; это внезапное неделикатное напоминание о том, что они тогда не стали обсуждать.