KISS. Лицом к музыке: срывая маску

Нас с Джином от получившегося альбома тошнило. Мы посидели вдвоем, подумали, поговорили и пришли к выводу, что этот альбом мы выпускать не хотим. На самом деле мы в этой группе играть больше не хотели. Все получалось не так, как мы надеялись. Так что мы решили альбом похерить, а с ребятами разойтись в разные стороны. Легко сказать – трудно сделать, как оказалось. Тони, барабанщик, сказал, что от своей части контракта не откажется. Так что из группы ушли мы с Джином.

На тот момент у нас не осталось ни группы, ни лейбла, ни почти ничего из оборудования. Но то, из-за чего мы с Джином сработались, сейчас засияло в полную силу. Просто у нас один ответ на все преграды и неприятности.

Нет группы, лейбла, аппарата?

Нет проблем.

Первым делом нам с Джином требовалась новая репетиционная база. Мы не собирались хранить свое новое оборудование на базе, пока его не сопрут. Мы нашли некое помещение в доме номер 10 на восточной 23-й улице, называвшееся Jams. Сначала снимали помещение на верхнем этаже по часам. Все равно у нас все еще не было аппарата, который нужно было бы там хранить, а носить все время акустические гитары – ну, это не проблема. Вскоре нижнее помещение освободилось для месячной аренды, и мы его сняли.

Окна этого помещения были, опять-таки, защищены стальными листами. Сама комната – большая и пустая. Стены и потолок мы обшили выброшенными картонными коробками из-под яиц, надеясь таким образом усилить звукоизоляцию. Джин туда притащил матрас, на случай если придется ночевать на базе. А еще у нас там была пара шатких стульев. Общая атмосфера слегка навевала клаустрофобию, частично оттого, что мы там проводили очень много времени.

Мы с Джином обсуждали, куда двигаться, и очень скоро выяснили, что оба хотим породить нового зверя – причем такого, у которого и звук, и внешний вид – все едино. Ну, то есть почти во всем полную противоположность группе Wicked Lester. Та группа играла все и не пойми что, а мы хотели сузить стиль. А что касается внешнего вида – то в Wicked Lester могли бы играть любые парни с улицы.

Мы понимали, что нам нужно сформулировать нашу миссию, чтобы придумать адекватное сочетание звучания и имиджа. Я дал Джину послушать концептуальный альбом S.F. Sorrow группы The Pretty Things, а также записи Move и Slade. Изначально я хотел в группе двух барабанщиков, двух басистов и двух гитаристов – чтоб получился такой типа рок-оркестр, в колее Роя Вуда (Move) после того, как он ушел из Electric Light Orchestra и собрал Wizard – то есть построить эдакую большую стену звука. Но при этом мне хотелось, чтоб все было плотно и собранно. Вот как бы я ни любил Led Zeppelin, я понимал, что джем-бэндом (группа, в которой все музыканты импровизируют подолгу. – Прим. пер.) мы никогда не будем. Ну не умеем мы растягивать песенки на 15 минут. Для этого нужен музыкальный «словарь» для продвинутого уровня, а мы им просто не обладали, так что заниматься подобным нам было бы и бесполезно, и скучно.

Большую часть времени мы с Джином сидели в тех старых деревянных креслах, лицом друг к другу, с акустическими гитарами на ручках. Среди первых песен, над которыми мы работали – «100 000 Years», «Deuce» и «Strutter». Аккорды для «Strutter», кстати, перешли из старой песни Джина «Stanley the Parrot» («Попугай Стэнли»). Хотя оригинальная песня казалось странноватой, аккорды эти мне всегда очень нравились. Мы попробовали переделать их в духе The Rolling Stones.

А слова ко мне пришли как будто сами собой:

She wears her satins like a lady,
She gets her way just like a child.
You take her home and she says, “Maybe baby”.
She takes you down and drives you wild.

(«Она, как леди, носит атлас и требовательна, как дитя. Ты приводишь ее домой, и она говорит: “Может быть, детка”. Она увлекает тебя и сводит с ума».)

Весь глиттер-рок – это стиль одежды. Девочки в этом стиле выглядели фантастически круто. Конечно, я все еще не очень активно общался с людьми – почти все время репетировал или водил такси, а не тусовался в клубах. Бог свидетель, не было у меня девушки в сетчатых колготках или атласе. Но я видел крутых модных женщин в Виллидже, и я видел другие группы и их подружек. То есть пел я о своем идеале. Я воспевал то, к чему сам отношения не имел. Но, блин, тот же Брайан Уилсон вон вообще на серфе ни разу не катался, и ничего.

Я сочинял песни от аккордов, отчасти потому, что мое умение играть риффы оставляло желать лучшего. Поэтому Джин часто дополнял мои песни риффами. Он лучше понимал, как играть отдельные ноты и партии. Например, в песне «Black Diamond» он добавил рифф, который играется как бы за аккордами. А текст «Black Diamond» – еще один пример эдакого романтического представления о жизни в городе. В том смысле что о проститутках я знал примерно столько же, сколько о лилипутах.