KISS. Лицом к музыке: срывая маску

Больше мне было нечего ему сказать. Это не значило, что мы собирались стать другими KISS или новыми KISS – мы просто собирались стать лучшими KISS. Я не мог изменить Питера, так же как не мог изменить и Эйса, Билла Окоина, Донну или Пэм. Но я мог перестать бодаться с людьми с негативной повесткой дня, которые хотели саботировать всех и вся вокруг, а затем обвиняли в этом кого угодно, только не самих себя. К черту! Мысль о том, что мы прекратим использовать любой из четырех легендарных образов, была столь же нелепой, как и идея о том, что мы прекратим играть любую из наших песен. Интересно, что много лет назад, когда мы попытались купить права на изображения Кота и Инопланетянина, Питер и Эйс с легкостью отказались от своих персонажей, словно они не имели никакой ценности. Для них они были всего лишь разменной монетой. Легкость, с которой они отказались от своих персонажей, показала мне, как мало они заботились о них. Я был рад, что эти парни не могли появиться на каком-нибудь хеллоуинском фестивале, раздавая автографы в рваных нарядах и макияже KISS. Я ценил наши образы и хотел защитить их.

Эрик Сингер был неподражаем во время прощального тура, и это снова был тот случай, когда нам не нужно было пускаться на поиски барабанщика. У нас уже был свой человек на будущее. Такое облегчение!

Гастроли были частью моей жизни, о которой Эрин не имела ни малейшего представления. Вновь пустившись в разъезды, я скучал по ней и хотел, чтобы она была вместе со мной и воочию испытала все это. Было необычно наблюдать, как она входит в это до сих пор неизвестное измерение моей жизни. Она излучала радость. Я помню, как Эрин танцевала в зале, когда пришла на свое первое шоу KISS. Она не показушничала – это было отражением восторга, который я испытывал на сцене. Во время перерыва в туре я попросил Эрин быть моей гостьей на благотворительном ужине. Когда хозяин ужина упомянул меня по имени, Эрин была первой, кто поднялся с места и похлопал. Я никогда не испытывал ничего подобного.

Она была настолько уверенной в себе, что могла дарить любовь и внимание, не чувствуя при этом, что ставит под удар свое эго.

На нашу первую совместную поездку мы отправились в Лас-Вегас. Там мы пошли в мой любимый ресторан в отеле «Белладжио», который называется «Пикассо». К моему удовольствию, ей понравилось ужинать в такой обстановке, а еще было волнительно встретить там шеф-повара Джулиана Серрано, который стал моим другом. Вечером, когда мы лежали в постели и смотрели телевизор, я сказал, что хочу пить. Эрин сказала: «О, я принесу тебе выпить». Я не придал этому значения и сказал: «Нет, не будь глупышкой». Но она встала и открыла мини-бар. Там было пусто. «Я пойду в вестибюль и принесу тебе чего-нибудь», – сказала она, натягивая свитер. «Ты собираешься пойти в вестибюль и принести мне выпить?» Я не хотел быть похожим на загнанного пса, но еще никто никогда не делал для меня ничего подобного. Эрин никогда бы не пошла наперекор своей гордости, она просто не забивала голову чепухой – ее доброта и отдача были совершенно естественными и не отменяли ее самоуважения. Время от времени мы говорили о состоянии наших отношений: что чувствовала она, что чувствовал я, как складывалась дела у меня дома. Мы всегда оставались на одной волне.

Здоровые отношения делают вас здоровее. Пожалуй, только оглядываясь назад, я наконец понял, что плохие отношения – это довольно точный показатель того, что с вами происходит в данный момент. Только тот, у кого беспорядок в жизни, остается в беспокойных отношениях. Эрин была совсем не такой. Я действительно никогда не встречал такого человека, как она.

В первый год, когда мы с ней встречались, я никогда не приводил ее домой, если там был Эван. Он пережил болезненное событие, и ему нужно было знать, что он в безопасности, а не видеть, как я привожу женщин. Эван не был виноват в сложившейся ситуации, и мысль «продолжать свою жизнь», не обращая внимания на его нужды, казалась мне довольно эгоистичной. Я хотел, чтобы Эван знал, что наш дом был для нас двоих – это был наш мир. Желая продемонстрировать это, я заказал масштабную фреску с нашим изображением на всю стену моей спальни. Это место перестало быть для меня домом, когда мы с Пэм развелись, поэтому я решил поместить эту фреску в центр внимания – и как способ застолбить за собой это пространство, и как иллюстрацию мира, который я хотел создать для Эвана. Она была основана на масляной живописи XIX века – на охоте, работе, греческих богах, обнаженных девах, херувимах. Единственное, я велел художнику разместить меня и Эвана в центре на переднем плане, облачив нас в мантии и с лавровыми венками на головах. В окружающем нас ландшафте были лошади, собаки и дюжины девиц с обнаженной грудью. Экстремальный пример плохого вкуса холостяцкого жилья? Ни за что. Нет, нет и нет. По какой-то причине я думал, что эта массивная фреска была чем-то абсолютно захватывающим, чем-то, что можно показать с гордостью. Эрин, как оказалось, не разделяла этого мнения.