KISS. Лицом к музыке: срывая маску

В те времена люди относились к терапии как к «костылям», считали ее признаком слабости. Я сам на это повелся, перестал ходить в Mount Sinai, как только жизнь слегка наладилась — когда собрались Wicked Lester. Мне просто хотелось верить, что со мной все в полном порядке.

Но не все и не в полном. Итак, я позвонил в Mount Sinai. Оказалось, что доктор Хилсен оттуда уволился и начал частную практику. Но я его нашел. «Моя группа вот-вот станет очень популярной и успешной, — объяснил я ему проблему. — И я не знаю, смогу ли я с этим справиться. Мне нужен спасательный круг».

Я принял решение выжить.

Возможно, терапия поможет мне устоять на земле крепко, на моих семидюймовых каблуках.

Часть III. Со мною всякое бывало

28

В начале 1976 года, когда мы только готовились записывать следующий студийный альбом, Билл Окоин сказал нам: «Вот вы можете либо отнестись к KISS Alive! как к подкидной доске, с которой запрыгнете на уровень повыше, либо вы вернетесь к тому, что делали до него, и навсегда останетесь героями одного хита».

Звучало справедливо. Вернуться к тому, что мы записывали ранее, действительно казалось глупостью. В конце концов, до KISS Alive! ничто не сработало, так почему сейчас-то будет по-другому? Люди не покупали наши первые студийные альбомы, потому что им не нравилось их звучание, в звучании этом был какой-то внутренний изъян, но я не мог показать пальцем и сказать: вот он.

Билл выступил с предложением пригласить продюсером Боба Эзрина. Боб уже прославился благодаря великолепным альбомам Элиса Купера, и он доказал, что его музыкальный словарь очень богат. То есть со стороны Билла пригласить его — блестящий ход. Боб — это дар.

Да, в резюме у нас был очень успешный альбом, но и сейчас мы знали лишь немного больше, чем до того как Alive! стал хитом. Тем не менее компашку молодых парней, которые считали себя круче чем яйца, поначалу немного раздражало то, что в студии надо работать с человеком, который обращается с ними как с детьми. Когда мы только начали работать над тем, что потом стало альбомом Destroyer, Боб сразу объяснил нам, кто здесь босс. На шее у него висел свисток, нас он называл «туристами». Он заявил нам, что мы ничего не знаем, что было чистой правдой. Он приказал играть до тех пор, пока он нас не остановит, ни в коем случае не меньше. Джин однажды сам закончил играть — в финале песни, но задолго до фэйда. Боб встал, прошел в комнату для записи, приставил палец к носу Джина — тот даже глаза скосил — и проорал: «Никогда, слышишь, никогда не переставай играть, пока я тебе не скажу стоп!» По лбу Джина сбежала капля пота. Больше он не останавливался без команды.

Такое, конечно, унижало — мы же считали себя подарком Господа Бога рок-н-роллу и наконец-то выпустили альбом, который это подтвердил: Alive! к тому моменту стал платиновым. Но Боб, ясное дело, знал намного больше, чем мы. Он учился, у него был опыт. Его стоило уважать. И нас он научил очень многому.

Одной из самых важных задач было не писать песен в стиле «трахни меня — отсоси у меня». «Вот чтоб больше никаких “я рок-звезда / отсоси у меня”», — убеждал он нас. А когда мы придумывали тексты песен, он совершенно спокойно мог заявить: «Нет, это мне не нравится».

Если бы Боб так не поднял ставки в игре, я бы никогда не сочинил текст типа «Detroit Rock City». Он помогал нам прыгать гораздо выше нашей планки.

Во время записи альбома Боб проживал в доме, который располагался прямо напротив моего на 52-й улице, — только дорогу перейти. У него там стоял рояль, и, когда мы не работали в студии, я там у него проводил много времени. Иногда мы с Джином приносили туда усилители и работали. Песню «Shout It Out Loud» мы сочинили в квартире Боба.

Рифф в песне «God of Thunder» отражает то, как мое ограниченное мастерство гитариста помогало создавать песни уникальные и легко узнаваемые. Дело в том, что этот конкретный рифф родился как компромисс между тем, что я слышал у себя в голове, и тем, что на самом деле мог сыграть. Другой пример такого рода — «I Want You», которая потом вошла в следующий альбом.

Иногда Боб усаживал нас кружком в репетиционном пространстве и спрашивал: «Так, у кого идея есть? Что для куплета? Партия есть у кого-нибудь?» Кто-то что-то наигрывал, он говорил: не годится. Потом кто-нибудь наигрывал что-то другое, и Боб кричал: «Ага, вот это хорошо! Другая часть у кого есть?» Очень многие песни так вот родились — по кусочкам, сшитыми Бобом, с его вкладом.