Наш первый билборд — 1975 год, Сансет-Стрип. Не могу вам сказать, сколько раз я бегал поглядеть на него
А еще он — наконец-то! — оказался нашим первым продюсером, который понимал те тонкости записи гитар, которые мы не понимали: использовать разные модели гитар для разных партий, накладывать одну на другую, слегка замедлять пленку, чтобы поверх сыграть то же самое, но с небольшим расхождением, и так из-за неуловимых расхождений в настройке получался более крупный и жирный звук. Боб знал основу отличного продакшена и великолепной аранжировки, и на альбоме
С тех пор я считаю продюсера просто звукоинженером, пока он мне не скажет, что мы делаем неправильно и как это поправить, причем не важно, в чем проблема — в самой песне или в ее звуковом решении.
По завершении работы над альбомом тур
Ближе к «хвосту» тура, финальной точке, мы попали на Гавайи, где никто из нас еще не бывал. Дали концерт в Гонолулу, после которого у нас там образовалось несколько свободных дней. На следующий после концерта день наш пиротехник и еще несколько ребят — включая охранника Рика Стюарта, приставленного ко мне — взяли в аренду катамаран. Вот просто запомните: не делайте никогда ничего рискованного с пиротехником. При всем уважении, у пиротехников встает на любое разрушение, будь оно связано с зарабатыванием денег или с тюрьмой. В то время граница между пиротехниками и пироманами-поджигателями была ну очень тоненькой.
Я тогда решил не вести себя как слабак и присоединился к ним. Ну, ходить на судне лучше все-таки с теми, кто умеет это делать, но я как-то оказался с пиротехником и Риком, которого, кстати, все называли Доб, сокращенно от добермана, потому что он на шее носил шипованный собачий ошейник. Нет, я-то думал, что мы пройдем вдоль берега — что меня само по себе уже пугало, но мы сразу отправились в море. Навстречу нам шла другая лодка, откуда нам крикнули: «Осторожнее! Сложный прилив, мы еле-еле возвращаемся!»
Когда сидишь на дощечке меж двух понтонов катамарана, это совсем не то, что ты хочешь услышать.
Все, что находилось на берегу, уменьшалось и уменьшалось.
Я в журнале
Катамаран отдаляется от меня, я ору Рику: «Сделай что-нибудь!»
Доб прыгнул в воду и поплыл ко мне. Теперь мы вдвоем крутились в разрывном течении, не приближаясь к берегу ни на миллиметр. Мы как-то боком доплыли до двух серферов.
«Мы доплыть не можем, — крикнул я им. — Помогите!»
«Иди нахер», — сказал один из них, и, поймав волну, унесся, оставив нас одних.
Еще через несколько минут я уже боролся за то, чтобы держать голову над водой, и каждый раз, когда я окунался, в подошвы мне дико больно впивались морские ежи. Я посмотрел на берег — там нежились сотни людей. Они были недалеко, но они совершенно не знали о том, что мы сейчас погибнем.
Люди перекидывались мячиками, загорали на полотенцах: самый важный человек в мире в шаге от смерти, а мир вращается как ни в чем не бывало.
Как бы мы ни боролись, но природа-мать все окунала наши головы под воду. И как только я уже решил, что все кончено, что я утону в паре сотен футов от пляжа, полного людьми, которые бы не заметили моей погибели, вот тут-то подплыла маленькая моторная лодка, люди на которой вытащили нас с Добом из воды.
В лодке этой сидел владелец нашего катамарана. Он, оказывается, забеспокоился, что мы толком не умеем управлять катамараном, и поэтому следил за нами в бинокль. Увидев, что мы прыгнули в воду, и зная, что прилив помешает — это мягко сказано — нам доплыть до берега, отправился за нами на своей моторной лодке.