Кит на пляже

Мы некоторое время глядим друг на друга. Я не чувствую никакого отвращения. Ещё пару дней назад всё это вместе показалось бы мне ужасно сладким, приторным, ненатуральным. А сейчас мне хорошо. Да, хорошо. Я думаю, что нашла себе подругу. И она меня нашла. Ночь на пляже многое мне объяснила. Надо бы почаще отправляться на прогулку посреди ночи. Хотя не у всех есть брат Игорь. А это тоже существенно.

– Обещай мне одну вещь, – говорит Барбка и берёт меня за запястье. – Ты должна мне пообещать.

– Скажи что, – говорю я.

– Что в следующий раз, когда решишь сбежать из дома, ты возьмёшь меня с собой.

Я улыбаюсь.

– Возьму. Каждый раз, когда я захочу сбежать, будем сбегать вместе. Честное слово! – Пообещав это, я протягиваю Барбке руку. Когда она жмёт мне руку, я долго трясу её. Так, как всегда делает Игорь.

Когда я уже у двери, она снова меня окликает:

– Ника!

Я оборачиваюсь.

– Классный у тебя брат.

– В любой момент можешь его взять напрокат.

Тяжело, как с Достоевским

На обратном пути Петра сказала, что Игорь может поехать с ними и с папой. Игорь обрадовался. Хотя в папином универсале было уже страшно тесно, они туда втиснулись. С одной стороны сидели Алекс и Петра, с другой – Матевж, и Игорь там же. На переднем сиденье сидел Милан, развернувшись через подголовник в их сторону. Он не хотел пропустить ни одного слова из того, что бормотал Игорь. Папа мне сказал, что Милан был очень воодушевлён и сказал: «Да он не такой уж придурок!» Потом ему стало жутко неловко, и он всё время оправдывался: «Я не в смысле придурок, я имел в виду псих… нет, нет, нет, не псих». Всё, что он говорил, оказывалось ещё хуже.

Я уверена, что речь Игоря они понимали так себе, и всё, что он говорил, казалось им интересным. Если Игорь чувствует, что на него обращают внимание, он говорит не переставая, смеётся, ржёт: «Я на море… Ника со мной… А потом штучки на ручки… я знаю, это очень-очень важно… но я забыл штучки на ручки… дома забыл. Поэтому я и Ника, мы не плавали». И так далее, и так далее.

Я думаю, что Игорь окончательно завоевал сердце Петры, когда показал на Алекса и сказал:

– Ты его девочка. Этого мальчика. Алекс, да-да-да. Его девочка, да-да. Кока-кола – это супер, это очень хорошо…

С этой минуты Петра стала фанаткой Игоря. И моей подругой. Не такой, как Барбка, но всё-таки…

Я не знаю точно, что моим одноклассникам так понравилось в Игоре, но скорее всего – его непосредственность. Игорь очень точно чувствует, что чувствуют люди. Он чувствует грусть, а веселье – тем более. Он любит жизнь. И всё говорит прямо, без сомнений. А это может быть «кому-то неприятно, но правильно», как часто говорит папа.

* * *

Я ехала домой с мамой. Я хотела с ней поехать. Я думаю, она на мгновение удивилась, когда я сказала: «Я с тобой». До самого нашего дома на лице у неё была приятная, удовлетворённая улыбка. Посерьёзнела она, только когда мы парковались. Парковка – это для мамы самое сложное дело на свете.

Папа развёз моих одноклассников по домам. Алекса и Петру – в самом конце. Алекс живёт на другом конце города, а Петра – недалеко от нас. Алекс, сказал мне папа, позвал Петру к себе, показать автомойку. Папа даже предложил подождать её, чтобы потом отвезти, но она сказала, что приедет домой на автобусе. Игорю они тоже хотели показать мойку, но Игорь уже устал:

– Потом, потом, потом…

Петра и Алекс, без сомнения, парочка. Наша классная парочка. Ну и отлично. Я совершенно не ревную. Уже. Если он захочет, я буду по-прежнему помогать с математикой. Могу и Петре помочь. И Барбка с Миланом скоро будут парочкой. Так мне кажется. Я спросила Игоря, что он думает про Барбку и Милана. Он немного подумал, потом сказал:

– Парень и девушка. – И заржал.

Не знаю, разглядел ли он их на самом деле, у Игоря все молодые люди иногда «парни и девушки».

Мы с мамой приготовили ужин. Пиццу. Полуфабрикат. В духовку засунуть, и всё. Это у мамы лучше всего получается. Ну, мы её немножко облагородили – в смысле, нарезали ещё немножко колбасы, помидоров и много сыра. Всё, что было в холодильнике. Когда папа с Игорем вернулись, мы им со спокойной душой сказали, что пицца домашняя, нашей работы. Что частично было правдой.

Игорь был усталый. Папа дал ему инсулин. Он заснул на диване. Как котёнок. Свернулся и фыркал. Мы смеялись. Потом папа его разбудил, и мы его кое-как доволокли до его комнаты. Когда Игорь был поменьше, папа всегда нёс его на руках, но теперь, когда он «как какой-нибудь небольшой кит», как в шутку говорит папа, это ему уже не удаётся.

Я тоже пошла к себе в комнату. Папа пришёл за мной следом. Он долго сидел на моём стуле около письменного стола, а я сидела на кровати. Мы молчали. Думали. Наверное, об одном и том же. Потом он сказал:

– Мне повезло.

И я думала то же самое. Он поцеловал меня в лоб и пожелал спокойной ночи.

Я разделась и погасила лампу. Уже лёжа в постели, я позвонила Бреде. Было вообще-то уже очень поздно. Возьмёт трубку – хорошо, нет – тоже нормально, не обижусь. Взяла.

– Что-то случилось?

– Нет. Хотя вообще да.

– Какие-то неприятности?