Китаб аль-Иттихад, или В поисках пентаграммы

В Рангунский порт их шлюпка проскользнула ночью, под покровом мрака. Лавируя среди светящихся огнями судов, они достигли самого отдаленного уголка порта, где было кладбище старых кораблей. На некоторых из них тускло светились один–два иллюминатора — там, видимо, ютились бродяги или курильщики опиума. С берега слышались крики ночных птиц и отдаленный вой шакала. Виднелись силуэты пальм, а под ними темная масса лачуг на сваях. Между сваями тихо плескалась вода. Вадим Цимбал, служивший ранее в торговом флоте и неплохо знавший подозрительные кварталы всех крупных портов Южного полушария, сел на руль и стал направлять движение шлюпки по каналам среди свайных построек. Мало–помалу они добрались до оживленного района, где светились огни в бесчисленных притонах, играла восточная музыка и слышались взрывы смеха. Там они пришвартовались на ночлег к свае ветхого скрипучего домика, на первом этаже которого помещался бар, а на втором — номера с девочками. От услуг девочек друзья из–за безденежья отказались, но все же отметили в баре благополучное прибытие на terra firma, заказав вонючей китайской водки и расплатившись серебряной серьгой из уха Вадима Цимбала, Наутро они принялись подыскивать работу, чтобы разжиться деньгами на переезд в Швейцарию. Там маркиз держал деньги в банке на специальном счете, с которого их можно было снять, не предъявляя никаких бумаг, а только назвав номер счета. Вадим Цимбал вскоре поступил в оркестр одного вполне приличного европейского ресторана в центре города, маркиз взял напрокат фрак и стал давать уроки иностранных языков и танцев в колледже католической миссии, и только Виктор никак не мог найти место. От работы докера он с гневом отказался, так как не выносил монотонного физического труда. Устав от поисков, он целыми днями апатично лежал в скрипучей клетушке, которую представлял собой номер гостиницы, натянув грязную простыню до самого подбородка, поскольку с потолка то и дело падали насекомые. В конце концов однажды вечером в гостиничном баре он разговорился с подозрительного вида китайцем, и тот предложил ему работать в порту зазывалой, направляющим гостей в многочисленные притоны, принадлежащие «Триаде». Именно в этом качестве я и повстречал Виктора Пеленягрэ в рангунском порту.

«Дела идут так себе», — сказал Виктор, отхлебнув водки из стаканчика и поморщившись. Мы сидели в баре «Ориент» неподалеку от порта. В открытую дверь виднелось мелькание уличной толпы, сверкала эмаль автомобилей, вопили клаксоны и уличные торговцы. «А что так? — поинтересовался я. — Товар вроде бы не тот, который может потерять сбыт». «Да эти проклятые искусственные бабы портят все дело. В Гонконге их штампуют миллионами, и все моряки берут их с собой. Теперь на девочек тратятся только интеллигентные люди, а много ли их тут найдешь?» «Н-да, — хмыкнул я. — Что ж, мне кажется, нам надо объединить усилия. Б Калькутте мы полностью разгружаемся, и я буду иметь полное право просить расчет. До Калькутты же я могу захватить вас с собой на «Калипсо». С капитаном у меня отношения прекрасные, он возражать не будет. А в Калькутте я имею крепкие связи в шиитской общине, там мы начнем поиски Григорьева. Я чувствую в его деле лапу каких–то мусульманских сектантов, хотя и не могу понять, зачем он им понадобился». «Постойте, а что случилось с Григорьевым?» — спросил Виктор, находившийся, как обычно, в полном неведении. Я вкратце рассказал ему о похищении в Париже. «А-а, рыжий муфлон, разрушитель моего счастья! — мстительно завопил Виктор, имевший с Константином счеты сердечного свойства. — Я знал, что так случится, это Бог его покарал!» «Стыдитесь», — пристально гладя ему в глаза, произнес я. «Да, прошу прощения, — тут же остыл Виктор. — Погорячился, был не прав. Все же Григорьев как–никак разрушитель моего счастья». «Что такое любовные дрязги по сравнению с нашим делом, завещанным нам свыше? — спросил я. — Если бы вы были мусульманином, я напомнил бы вам суру «Курайш» из Корана. «За союз курайшитов», — гласит она. А курайш — это отмеченное Аллахом племя, из которого происходил Мохаммед. Это сказано обо всех людях, взысканных Высшей силой и движущихся не к благам ближней жизни, а к благам жизни будущей». «Вы правы, да, да, а я не прав», — покаянно замотал головой Виктор. «То–то же, — заметил я. — Итак, собирайтесь, улаживайте свои дела. Завтра утром я жду вас на «Калипсо»».