Читаем Китаец полностью

Китаец

Китайцы, сидящие вокруг, мгновенно зауважали своих сородичей, предположив, что их корявая речь на русском правильна и чиста, словно наша водка, а главное, за то, что те давят иностранца, чуть ли не главного виновника всех бед их черкизовской эпопеи. Затем они стали громко разговаривать друг с другом на китайском, явно играя на публику. Они возмущались, что гостиницы в России плохие, а стоят как самые дорогие отели в Китае, а в номерах между тем даже термосов нет. Российская милиция с жаждой наживы останавливает всех китайцев, зная, что можно содрать денег. Ругались на то, что русские сами не следили за таможенниками-взяточниками, а наводить порядок стали только теперь. Кричали, что лучше торговать с Европой, но там сейчас не заработаешь ничего. В общем, несли банальщину, а потом снова перекинулись на меня:

– Пачему не говолиш по-китаски? Ты в Китаи, надо говолить по-китаски!

Всему самолету они стали рассказывать, что русские, с которыми они торгуют уже десять лет, тупые и за все время так и не выучили ни одного слова по-китайски… Хвалили свое правительство, которое сразу пришло на выручку бизнесменам, отправив в Москву официальную делегацию, и русские, испугавшись китайцев, замяли конфликт, выдав весь груз желтолицым. Второй китаец, все время заливавший в себя пиво, «полируя» водку, решил поучаствовать в беседе. Глядя на меня краснющими глазами, крикнул:

– Зачем вам стока тилитолиии?!

Затем повторил то же самое для публики на китайском. Те, кто услышал, одобрительно, с чувством собственного достоинства, загудели. Все-таки верно говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. По гулу, прокатившемуся по салону самолета, я понял, что все сидевшие в нем китайцы готовы подписаться под каждым словом этих двух алкашей. И тут я решил взять слово.

– Потому что, – сказал я, – у нас много ядерных ракет, нашим солдатам на маневрах и России мало, потому что у нас самые глубоководные атомные подводные лодки и потому что вся наша территория нужна нам для души! Широкой русской души! – сказал я все это на таком китайском, как будто от этого зависела моя жизнь – четко, с такой интонацией, которая повергла в шок всех слушателей, но особенно моих выпивших спутников. Для всех такой оборот явился полной неожиданностью.

Интересно, что в свой предыдущий полет я думал о плюсах китайцев, о том, как они помогают друг другу за границей и трудятся на благо своей страны. При этом я мысленно ругал соотечественников. Теперь же, когда кто-то посмел плохо отозваться о моей Родине, я не мог промолчать.

Я вспомнил знаменитое интервью Владимира Семеновича Высоцкого. Иностранный журналист спросил поэта о том, как он относится к властям Советского Союза. Журналист знал, что у Высоцкого к руководству своей Родины были претензии, и наверняка ожидал обширного ответа. Но поэт ответил ему: «У меня есть претензии к властям моей страны, но обсуждать их я буду не с вами».

Как я узнал из рассказов мамы, отстаивать свою страну мне было свойственно с детства.

Однажды в детском садике я поспорил с одним задирой о том, какая страна самая сильная в мире. Мы отстаивали интересы несуществующих стран: я – России, он – Америки.

У него был весомейший аргумент – американский военный самолетик, который ему откуда-то из-за границы привезли родители. И он был уверен, что его самолетик самый крутой, а значит – самый сильный. Мама рассказывала, что меня это страшно злило. И тогда я вспомнил конфликт, ежедневно происходящий в нашем подъезде: дед-ветеран не мог промолчать, когда встречал жившего в нашем доме молодого парня. Парень носил джинсы и кожанку и устанавливал волосы дыбом, а дед каждый раз кричал, что он американский пропагандист, шпион и предатель.

В садике я применил фразы ветерана в адрес моего соперника – юного любителя неродной страны. Я обозвал его и предателем, и шпионом, и американским «гандистом». Мальчик пожаловался маме, а та, от греха подальше от таких разговоров, запретила ему носить с собой этот самолетик. Моя мама рассказывала, что я ликовал и смеялся над ним, говоря, что его американский самолетик испугался и остался дома…

Вскоре мы приземлились в Шанхае. Я покидал самолет под китайский шепот: «Наверное, дипломат…»