Привезенные ваном и его супругой послания на золоте и серебре, а также прочие дары были выставлены в дворцовой палате Вэньхуа[339]
. Посещением этой палаты и осмотром привезенных даров закончилась торжественная часть аудиенции. После этого всем членам посольства были поднесены китайские одежды. Император дал банкет в честь вана в палате Фэнтяньмэнь[340]; супруга вана и более низкие подчиненные угощались отдельно. По окончании банкетов гости в сопровождении эскорта были отведены в гостиницу.В последующие дни ван Бони был представлен различным принцам крови. В подарок ему были пожалованы всевозможные регалии для торжественных случаев, трон, серебряная посуда, зонты и опахала, конь в золоченой сбруе, одежды из шелка и много тканей. Однако Манажэцзяна не успел приступить к переговорам о делах, которые привели его в Китай. Немногим более чем через месяц после своего прибытия в столицу он умер в отведенной для него гостинице. Император «в знак скорби» три дня не занимался государственными делами. Были посланы специальные чиновники вознести заупокойные жертвы от имени императора и различных принцев крови. Похороны организовались за счет императорской казны. Тело Манажэцзяны было погребено на холме Шацзыган близ Нанкина. Могила была сооружена по принятым в Китае образцам: поставлена каменная надгробная стела, сооружена «священная дорога», ведшая к могиле, со статуями по обеим сторонам, построен храм в честь духа умершего[341]
. Манажэцзяне был дан загробный почетный титул «Почтительный и покорный», и местным чиновникам было приказано возносить ежегодные жертвоприношения в его честь.Специальным императорским указом наследнику престола страны Бони — Сявану (в китайской транскрипции) выражалось соболезнование и «приказывалось» принять титул вана. Сяван продолжил переговоры с императором по вопросам, приведшим Манажэцзяну в Китай. Он подал на имя императора доклад, где раскрывал свои намерения: «Наша страна ежегодно поставляла стране Ява 40 цзиней борнеоской камфары[342]
. Просим приказать Яве прекратить взимание этих ежегодных поставок и разрешить ежегодно подносить их Небесной Династии. Мы ныне возвращаемся в свою страну и просим приказать, чтобы нас препроводили с охраной и чтобы охрана осталась у нас на целый год, что отвечает чаяниям народа нашей страны. Вместе с тем просим установить сроки предоставления дани двору, а также число сопровождающих ее людей»[343].Кроме того, Сяван обратился к императору еще с одной «просьбой» от имени покойного отца, который подготовил следующий «доклад»:
«Я удостоился милости императора, даровавшего мне титул [вана]. Подвластная мне территория полностью подчинена чжи фан[344]
. [Поэтому] прошу титуловать гору Хоушань в нашей стране Горой-охранительницей государства»[345]. Обряд титулования самой высокой горы в том или ином уделе или области практиковался в Китае еще с древних времен. Он был связан с обрядом принесения жертв «духам гор и рек» отдельных областей и стран. Очевидно, обращаясь с этой просьбой по совету какого-нибудь китайского сановника, Манажэцзяна рассчитывал завоевать еще большее доверие императора.Итак, властители Бони решили освободиться от зависимости по отношению к Яве и обратились за поддержкой к Китаю. Китайский гарнизон должен был обеспечить успех этого мероприятия. Однако за это властителям Бони пришлось признать свою зависимость от Китая и пойти на ежегодную выплату камфары. Но здесь они не просчитались: золото, серебро и прочие богатые дары, полученные от императора, на много лет вперед компенсировали поставки камфары. Приравнивая свою территорию к владениям императора, соглашаясь на символическое титулование горы по китайскому образцу, ван Бони старался избавиться от притязаний яванцев.
Предпринять указанные шаги властителей Бони заставили, очевидно, вымогательства яванцев, на чрезмерное сребролюбие посланцев которых ван Бони жаловался еще Шэнь Чжи в 1371 г. Бони предпочитало иметь в качестве сюзерена далекий Китай как гарантию от сюзеренитета близлежащей Явы, требования которой не ограничивались лишь номинальным вассалитетом. Отношения с Китаем сулили властителям Бони повышение их авторитета, формальное уравнение в правах с яванскими властителями, а также получение богатых даров и возможность вести торговлю с Китаем. Что же касается Китая, то просьбы вана Бони (не говоря уже о поставках камфары), так же как и сам его визит, всецело отвечали внешнеполитическому курсу, избранному китайской правящей верхушкой в отношении стран Южных морей в начале XV в. Поэтому минское правительство охотно пошло навстречу просьбам правителя Бони.