В этом суть! Грешный, непробужденный, не искупивший своей вины человек не может быть свободным, сколько бы ни обольщался на этот счет. «Свобода необразованной массы превращается в бедность и уныние». [384] И в этом едины все религии: лишь чистая душа, сердечный разум могут быть свободны. Когда возрастет человек нравственно, войдет в Разум, освободится от самости, тогда и найдет свое Я, которое свободно. «Истина дается лишь в свободе… духовный мир есть царство индивидуального, единичного, личного, царство свободы… Дух… знает лишь единичное», – не уставал повторять Бердяев. Потому отвергал он и монизм и дуализм, как то, что отрицает тайну свободы, ни те, ни другие не видят внутреннего источника зла. Свобода должна быть просветлена светом Логоса, без этого бытие мира не имеет смысла. «Бог сотворил мир из ничего. Но также можно сказать, что Бог сотворил мир из свободы. В основе творения должна лежать бездонная свобода, которая была уже до миротворения заключена в ничто, без нее творение не нужно Богу». [385] Свобода доступна лишь пробужденному человеку, озабоченному не собой, – той личности, которая «вкоренена во внутреннем плане существования, то есть в мире духовном, в мире свободы… Она противится всякой детерминации извне, она есть детерминация изнутри». (И то же говорят Конфуций и «Книга Перемен»: благородный человек-цзюньцзы, всечеловек, укоренен в Основе.)
Философия Бердяева отрицает антропоцентризм и всякий моноцентризм, порождающий отношение господства-подчинения: «Монизм есть философский источник рабства… Персонализм не может быть обоснован на монистической метафизике». Антропоцентризм неизбежно оборачивается эгоцентризмом, который разрушает личность. «Эгоцентрическая самозамкнутость… и есть первородный грех, мешающий реализовать полноту жизни личности… Эгоцентризм означает двойное рабство человека – рабство у самого себя… и рабство у мира… Свобода и независимость человеческой личности от объектного мира и есть ее богочеловечность». [386] Для Бердяева в рождении Личности – «судьба человека», итог человеческого Пути.
Естественно, Бердяев видит выход в преодолении вторичного человека (в буддийской терминологии – в достижении «не-я», анат-мана).
Но преображение человека в творческую личность требует изменения сознания, которое должно стать «сингулярным» (теперь бы назвали «голографическим»). «Человек, то есть индивидуальное и по другой терминологии сингулярное, экзистенциальное человечества… Самый сингуляризм индивидуального проникнут внутренне не индивидуальным, универсальным… Человеческая личность есть потенциальное все, вся мировая история». [388]
Сингулярное – значит центр везде, в каждой точке, но сама эта точка – полнота Бытия, откуда все исходит, сопрягаясь с другими (о чем говорил Фа-цань). Можно сказать, за две с половиной тысячи лет человеческая мысль совершила круг: от точки, рождающей линию и линейное мышление, до точки, рождающей Единое. Притом каждая точка воплощает единство пустоты и полноты, света и тьмы, единицы и нуля – мира видимого и невидимого. Это и есть восхождение к Триединству, к эйдосу Троичности, извечно-сущему, то исчезающему, то проявляющему себя, когда приходит время. «Божественная мистерия Жизни и есть мистерия Троичности… Бытие раскрывает свое содержание и обнаруживает свое различие, оставаясь в единстве, потому что есть три». И не случайно Бердяев так часто обращается к Бёме: «У Бёме поразительно мистическое сближение неба и земли, Бога и человека, Христа и Адама. „Бог должен стать человеком, человек – Богом, небо должно стать единым с землей, земля должна стать небом [389] ». Совершенный человек – это тот, кто преодолел в себе до-божественную тьму, очистил сознание от помраченности (авидьи), преодолел свое малое «я», вечно алчущее, и нашел себя подлинного.