Китай, Россия и Всечеловек

Разве это не похоже на то, что называют «японским чувством»? Павел Флоренский завещал хранить «мудрость как целомудрие». А Николай Бердяев сам по себе, вне буддийской традиции, провозглашает мысли в дзэнском духе: «Познание Божества предполагает прохождение через катастрофу сознания, через духовное озарение, изменяющее самую природу разума. Просветленный, озаренный разум есть уже иной разум, не разум мира сего…» И говорил, что «грех есть прежде всего утеря целостности, целомудрия, разорванность, раздор». [428] А Врубелю принадлежат слова: «Истина – в красоте. Искусство – вот наша религия». В Серебряном веке происходит чудо, прорыв к вселенскому Чувству (к «тихой и печальной музыке человечества», по Вордсворту) – в поэзии, философии, в музыке. «Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель! Вечно носились они над землею, незримые оку» (А. К. Толстой). Философы России видят возможность спасения от распада, разрушения сущего в Логосе. Нужно осознать мысль в Природе и природу в мысли, вернуться к Природе как сущему, призывал Владимир Эрн. «Предвечно сущее Слово, Которое Само о Себе говорит: „Аз есмь сый“, явилось тем творческим принципом, в Котором и Которым сотворено все существующее. Вселенная, космос, есть раскрытие и откровение изначально сущего Слова. Будучи этим раскрытием и откровением, мир в самых тайных недрах своих „логичен“, то есть сообразен и соразмерен Логосу…» [429] Потому и потянулись души современников к философам ушедшей эпохи. Распавшиеся пары притягиваются к единству: ум-сердце, прошлое-настоящее, человек-природа. Ни одна из сторон не может обойтись без другой.

Казалось, наступает время избавления от тотальной зависимости, поработившей сознание, от горизонтального мышления: время соединить Землю с Небом, подняв повергнутую вертикаль. Связь по вертикали, земного с небесным, все ставит на свои места. Это в корне изменило бы отношение к сущему, которое более не воспринималось бы «по частям», а воспринималось бы как само по себе целое, микромир. При этом образуется не моноцентрическая модель: здесь центр, там периферия, здесь главное, там второстепенное, здесь господин, там раб, и никто из них не свободен, – а «сингулярная» (по Бердяеву). Всякое противопоставление порабощает. Все единичное содержит в себе Единое, причастно вечности. Не «то или это», как думали веками: «разделяй и властвуй», пока не разделили самого человека так, что он уже не может властвовать над самим собой, – а «это есть то», «тат твам аси», сквозная мысль Упанишад.

Процесс индивидуализации, самостояния каждого неизбежен в процессе духовной Эволюции по закону человеческого Пути – назови его Великим Дао или Божьим Промыслом (отсюда и «богочеловеческая» интуиция Вл. Соловьева). Пусть мир все еще живет по законам абсурда, не ведает, что творит, но восхождение к Духу, к Ноосфере остановить невозможно. Тому свидетельство и наука, обретающая человеческое измерение, и искусство, уставшее от авангардных форм, из которых выхолощен дух. Потому и обращаются к японскому искусству сосредоточения: к садам из камней, чайной церемонии, к хайку. В поиске себя – постигают Истину дзэн. Под стать нашему поэту:

Пустота и есть любовь:

Нас обретая всецело,

Становится светом она.

Это наш современник, Виктор Куропатов. В «Автобиографии» он скажет: «Главное, что занимало, – проблема Ничто. Очень не хотелось верить в пустое, бездушное пространство». Знамение времени: пробуждается чувство того, что мир, потерявший из-за бесконечных взрывов психики и материи свою изначальную Форму, уже не кажется единственно возможным. Впору «закрыть глаза //и стать ушами // мира». [430] Существует иной мир, за этим видимым, управляемый высшим Разумом, Верховной Душой, и нет человеку без него Пути. Нужно лишь найти себя истинного, человеку и народу.

Душу России

Слово одно лишь вместит —

Всеединство! [431]

Всеединство, ощущение родственности – звуков, красок, ветра, дождя – в пробужденном сердце поэта, увидевшего другое «как есть». Эпиграфом к хокку питерца Андрея Соболева можно поставить его слова: «Больше любите друг друга, // Озябшие души». Все становится живым, когда душа оживает. Не только человек водит кистью, выводя письмена, но и кисть ведет человека к тому, что таится в прапамяти:

Кисть встрепенулась —

Воспоминаниями

Тушь на бумагу легла.

Японцы назовут это «следовать кисти» (дзуйхицу), которой следовали во все времена, не навязывая себя, а предоставляя всему свободу: цветам в икэбана – каждый цветок сам по себе притягивает к Небу; камни сада расположены свободно – один оттеняет красоту другого. И это видение доступно русскому сердцу, хотя непросто войти в состояние «не-я», «не-мыслия». И все же:

О! Это небо,

Деревья, травы, цветы —

Творенья под сенью Единого! [432]