Китай, Россия и Всечеловек

Естественно, и Конфуций считает борьбу, мятеж уделом варваров. Всякое насилие лишь порождает насилие. Можно бороться только с собственным несовершенством. «Цзюньцзы не выносит решительных и смелых, но ограниченных» (Лунь юй, 17, 24). «Любящий отвагу и страдающий от бедности мятежен» (3, 10). На вопрос, есть ли то, что ненавидит цзюньцзы, Конфуций отвечает: «Есть. Он ненавидит, когда нижестоящие клевещут на вышестоящих; кто смел, не ведая ритуала (ли)». Ему вторит ученик Цзы-гун: «Мне отвратительны те, кто считает мудростью повторение чужих мыслей; кто думает, что неподчинение есть смелость, а раскрытие чужих тайн – правдивость» (Лунь юй, 17, 23). Мятеж, распри – удел мелкого человека, лишенного стыда и достоинства, мудрый следует Срединному Пути. По словам ученика Ю-цзы: «Благодаря Гармонии (хэ), рождаемой Ли, появляется взаимное уважение. Оттого прекрасен Путь древних правителей. Они достигали успеха в большом и малом, потому что знали Гармонию и следовали Ли» (Лунь юй, 11, 12).

Что же такое «Ли», которое ведет мир к Гармонии? Чаще всего переводят мало что говорящими нашему сердцу словами «ритуал» или «учтивость». В сущности, «ли» невозможно перевести одним словом: оно универсально, многомерно, но без него не понять Путь мудрецов. Может быть, ему более всего отвечает понятие «соответствовать, быть уместным», вести себя сообразно с ситуацией, не теряя Человечности. Потому Конфуций и говорит: «Если нет Ли, откуда взяться Человечности? Если нет Человечности, откуда взяться Радости (лэ, переводят как «музыка». – Т. Г.)?» (3, 3). Жить в ритме вещей, не ставить себя выше других – на это способен лишь тот, кто следует Срединному Пути: «Учитель сказал: Почтительность вне Ли ведет к суетности. Осторожность вне Ли ведет к трусости. Смелость вне Ли ведет к смуте. Прямота вне Ли ведет к грубости» (Лунь юй, 8, 2). То самое Ли ( япон. рэй), с которого в воинских искусствах начинают и кончают единоборство: учтивость выше победы. Когда у Конфуция спросили, можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом, он ответил: «Это слово – Сострадание (шу)». И этот иероглиф имеет много смыслов: терпимость, жалость, великодушие, умение прощать, чаще всего переводится как «взаимность». Но взаимность бывает разного рода. Из последующих слов Конфуция ясно, что он имеет в виду: «Не делай другому того, чего не желаешь себе» (15, 23). (И это близко Евангельской истине.)

Все же нельзя сказать, что цзюньцзы совершенен (хотя сунские ученые сравнивали его с совершенномудрым). Он и сам знает, что не во всем безупречен, и потому занят своим усовершенствованием, чтобы, становясь лучше, делать лучше других. Зная силу Недеяния, в процессе преображения жизни он вынужден действовать. Он может ошибаться, но не может не признавать своих ошибок: «Когда, совершая ошибку, не исправляешь ее, это и есть ошибка» (Лунь-юй, 15,

29). Сяожэнь, естественно, «прикрывает свои ошибки» (19, 8). Цзюньцзы требователен к себе, сяожэнь требователен к другим: «Цзюньцзы ищет причину в себе, сяожэнь ищет причину в других» (15, 20). «Цзюнцзы думает о Справедливости, сяожэнь думает о выгоде» (4, 16), – повторяет Конфуций.

Цзюньцзы – связующее звено между совершенным человеком и простым смертным, между древностью и современностью, – нить, соединяющая прошлое и настоящее, чтобы не закрылась Основа сущего. Самый большой грех или космический проступок – растратить не по назначению накопленную предками благодатную силу Дэ. «Цзюньцзы благоговеет перед тремя вещами: велением Неба, Великим человеком и словами мудреца. Сяожэнь не чувствует веления Неба, не робеет перед Великим человеком и пренебрегает словами мудреца» (16, 8). Сяожэнь не знает почтительности. (Мережковский назвал этот тип людей «грядущим хамом», а Лермонтов – чернью, толпящейся у трона.) Для сяожэня нет ничего святого. «С мелким человеком можно ли служить государю? Когда он не достиг желаемого, то лишь заботится о его достижении. Добившись своего, страшится потерять; из боязни потерять готов на все» (17, 15).