Китай, Россия и Всечеловек

К учению Кропоткина проявлял интерес В. И. Вернадский, разделяя его взгляд на Природу как на первого учителя нравственности для человека. «Два больших фактора эволюции видов живой природы борьба за существование Дарвина и принцип солидарности и взаимопомощи Кестлера и П. А. Кропоткина ». [569] По сути, речь идет о двух принципах существования: борьбы и мира . Кропоткин ратует за мирную жизнь, предполагающую нравственное пробуждение человека. Природа для него не образец борьбы за существование, как двигателя эволюции, а образ согласованного действия, «взаимопомощи». Вначале – условие выживания, со временем – осознанное действие людей, движимых чувством сострадания к ближнему. (Как у Хомякова: истина доступна совокупности людей, «связанных любовью».) Человеку остается осознать себя, пробудить чувство совести.

Так что «анархия» у Кропоткина не абсолютное отрицание власти, а отрицание власти государства, подавляющего естественную потребность во взаимопомощи, недостижимой в насильственной форме. Недоверие к государству, системе, поддерживающей общество, но не личность, – будто одно возможно без другого, – видимо, исчезнет вместе с государством. Против социального насилия и восстала русская философия, которая была выдворена из России в 1922 году. А оставшиеся оказались в лагерях или были расстреляны в Соловках, как гениальный Павел Флоренский.

Итак, лишь ощущая всеобщую связь вещей (в одном месте тронешь, в другом отзовется), осознав, что, посягая на чью-то жизнь, теряешь собственную, – вернешь свою Человечность. Будешь действовать сообразно; сама Эволюция не линейна, соразмерна Морали, со-ритмична Человеку. Об этом напоминают труды Кропоткина: «Нравственные начала анархизма» (М., 1906), «Взаимная помощь как фактор эволюции» (СПб., 1907; М., 1918), «Современная наука и анархия» (Пг.-М., 1921). Но и «анархизм», теряя духовное измерение, обрушивая вертикальную ось, становится жертвой русского беспредела, от неразвитости внутренней культуры.

Все имеет свою оборотную сторону: «Явленное Дао не есть постоянное Дао». В глубинном смысле русский опыт предвещает отмирание государства. Эта идея подвигла романтически настроенных философов поддержать поначалу революцию – в надежде на братскую помощь. Но вышло иначе. Государство усилило свои властные функции, подавляя инстинкт свободы, хотя вне Свободы человек состояться не может, доказав в трагическом разрыве, что ничего не меняется, если не меняется сознание, перекрыт источник сердечного отклика, созидающего духовную культуру.

Предчувствуя беду, Вл. Соловьев убеждал: <<Принцип человеческого достоинства, или безусловное значение каждого лица, в силу чего общество определяется как внутреннее, свободное согласие всех,  – вот единственная нравственная норма»} Но в то время мало кто задумывался, что забвение нравственного начала в каждом ведет к духовному вырождению многих; что помимо условных истин, существует безусловная Истина, независимая от времени. И этим озабочен ум Соловьева: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». [570]

Наверх поднялась популяция людей бездуховных, циничных, не только в России, судя по Ницше: «…душевные больные, преступники, анархисты – все это не угнетенные классы, но отбросы всех классов бывшего до сих пор общества… больной конгломерат чандалы – общество, утратившее силу извергать из себя вредные ему элементы… Проблема: как истощенные достигли того, чтобы стать законодателями ценностей? Или иначе: как достигли власти те, которые последние? Как инстинкт зверя-человека стал вверх ногами?» [571]

И тем же обеспокоен русский философ Евгений Трубецкой: «Опасность для России и всего мира – тем больше, что современный хаос осложнен и даже как бы освящен культурой».

Почти век спустя видим на дне бездны глашатаев «субкультуры», скажем – готов, по имени германского племени. Они полны довольства, но, утратив Человечность, перестали быть людьми. Самоуверенные маски. Вместо стыдливости – наглость, вместо мысли – неспособность рассуждать, ибо глухо их сердце, а без сердца теряется разум. Их спесь от неуверенности. Что-то атрофировалось внутри, то, что не давало им пасть ниже зверя. Глядя на них (их показывали по ТВ), начинаешь думать, что Страшный Суд уже идет: разумная Природа отбрасывает ненужный материал.