Китай у русских писателей

В белой толпе выделялись черные шелковые кофты сановников. Под жгучим небом реяли синие гоминдановские знамена и вышитые иероглифами красные стяги организаций. Колыхались над головами обязательные для всех китайских торжеств пестрые и надушенные венки из бумажных цветов, которыми сейчас же увенчали и наши самолеты. Эти бумажные цветы казались даже более натуральными, чем настоящие махровые пионы – любимый цветок китайцев – в букетах, поднесенных нашим летчикам. Музыканты Фэн Юйсяна[26] играли туш, кругом аплодировали. Карахан целовал героев-летчиков, китайские студенты, подражая нашим комсомольцам, коллективно декламировали приветствия. Китайские авиаторы, в своих удивительных, невероятно запущенных самолетах, с рискованным креном и фигурами проносились над нашими головами, производя впечатление расшалившихся и кувыркающихся от избытка чувств ребят. Суетились в толпе кинооператоры, фотографы с аппаратами и осаждали репортеры японских и китайских газет. В павильоне после речей и раздачи подарков летчиков и всех участников экспедиции еще раз чествовали с бокалами в руках. Вид у наших летчиков был сияющий и растерянный. Глава департамента авиации, Джао Хао, позаботился, чтобы советским самолетам был оказан любезный прием. Китайская молодежь сделала все, чтобы дать нам почувствовать искреннюю симпатию к СССР.

НА ПРИЕМЕ У КИТАЙСКОГО ДИПЛОМАТА

Жена государственного деятеля Си Тивана прислала мне, женщине, участвовавшей в перелете, приглашение на чай.

Я с удовольствием приняла это приглашение, которое давало мне возможность ближе познакомиться с китайским обществом и домашним бытом сановников, которых я встречала до того только на официальных приемах и банкетах.

Перед входом в богатый китайский дом стоит расписной щит, значение которого не допускать злых духов.

Бой ушел с моей визитной карточкой и вернулся в сопровождении личного секретаря Си Тивана, хорошо говорящего по-русски китайца.

Внутренний двор выложен каменными плитами; в кадках цветущие олеандры; галереи украшены резьбой и пестрой росписью. В полуевропейски обставленной гостиной мебель из черного дерева с причудливой резьбой: драконами павлинами, змеями. Нас ожидал Си Тиван. Было заранее условлено, что я приду часом раньше других приглашенных, чтобы проинтервьюировать хозяина дома.

Си Тивану на вид за сорок. Выхоленный, как все китайские аристократы, худощавый, в черной шелковой кофте поверх белого халата и в лакированных туфлях на низких каблуках. Привлекали внимание его выхоленные руки, желто-бледные, с длинными тонкими пальцами и миндалевидными ногтями.

Си Тиван много путешествовал по Японии и Америке. Во время революции занимал министерские посты. Был мининделом в Пекине и комиссаром торговли и промышленности в Кантоне. Ездил делегатом в Париж на конференцию. Председательствовал в комиссии по шандунским делам и вел с Караханом все переговоры о первом договоре.

Мне говорили о Си Тиване как о единственном человеке, выделяющемся из среды лицемерных и продажных сановников, окружающих Дуань Цижуя. Но, властолюбивый диктатор по натуре, Дуань Цижуй окружил себя незначительными людьми, которые должны соглашаться с ним во всем, а Си Тиван сейчас в тени.

Си Тиван говорил, что, несмотря на все не прекращающиеся внутренние смуты, за последнее время наблюдается увеличивающийся рост китайский промышленности и торговли. Это потому, что теперь совместно с правительством управляет народ, и нет прежнего произвола. Несколько лет тому назад такой факт, как убийство рабочего на японском заводе в Шанхае, прошел бы незамеченным, а сейчас это вызвало дружный протест рабочих и учащейся молодежи. Влияние иностранцев падает. Дальнейшее развитие китайской промышленности и торговли, по мнению Си Тивана, всецело зависит от решения вопроса о неравных договорах.

– В этом вопросе, – заявил Си Тиван, – китайский народ не пойдет ни на какие уступки!

Накануне я беседовала на ту же тему с другим китайским сановником, доктором Еном, одним из трех делегатов, выбранных комиссией по пересмотру договоров. Доктор Ен – типичный китайский дипломат. Он искусно уклонялся от прямых ответов, когда речь заходила о неравных договорах и тарифной конференции.

Начинали съезжаться гости. Жена Си Тивана, полная и румяная китаянка, напоминающая замоскворецкую сдобную купчиху, появилась в гостиной в узком халате из голубого шелка. У нее, как и у многих китайских женщин, с детства изуродованы ноги, но теперь немодно иметь крошечные ножки, а для жены либерального сановника даже неприлично. Поэтому на ней длинные модные лакированные туфли.

В старом Китае девочке с 5 лет уродовали ноги, ломали ступни и туго бинтовали до 20–25 лет. Производили эту операцию старухи. Сами матери никогда этого не делали, боясь, что в детском мозгу их образ будет ассоциироваться со страданиями. Все детство китайской девочки было отравлено этими муками. Нередко уже замужние китаянки с плачем просили мужа хоть ненадолго разбинтовать им ноги.

Теперь законом воспрещается уродовать девочкам ноги, но не везде в провинции этот дикий обычай перевелся.