Китай у русских писателей

При мне в пекинских газетах был опубликован возмутительный случай. По настоянию матери жениха молодая девушка попыталась сделать себе маленькую ногу и умерла от этой операции.

Раньше женщины в Китае не показывались при гостях. В гостиной Си Тивана я имела возможность наблюдать быт европеизированного китайского общества. Гости-китаянки нарядные, надушенные, оживленные. Некоторых сопровождают мужья или родственники. Китаянки из высших кругов подражают в манерах европейским светским женщинам.

Национальный костюм китаянки самого простого покроя, но у ворота и в боковом разрезе кофты выпущен краешек дорогого кружева, которым китаянки особенно любят щегольнуть. Волосы китаянки гладко зачесывают назад, в туго заплетенные косы, уложенные на макушке. Многие из передовых китаянок подстригают волосы по-американски. Все присутствовавшие на этом вечере китаянки были одеты в национальные костюмы, за исключением одной, явившейся в большой шляпе с пером и лорнетом. Я, было, приняла ее за француженку, но оказалось, что она хавкастка, с острова Явы. Хавкасты происходят от смешения китайской и какой-либо из европейских рас. Тип хавкастов красивее чисто китайского. Среди них много способных, талантливых людей. Но общественное положение хавкастов какое-то двойственное, они сторонятся китайцев, европейцы же смотрят на них свысока.

Подали в чашечках с крышкой золотистый и горький китайский чай, торты и фрукты.

Первые минуты чувствовалась некоторая натянутость. Китайские дамы с любопытством оглядывали меня. Разговор при посредстве переводчика-секретаря не клеился. Но вот пришли две барышни в вечерних европейских туалетах, китаянки, окончившие русскую гимназию в Харбине и говорящие по-русски. Они разместились возле меня, на диване, другие китайские дамы тесно придвинулись к нам, и завязалась оживленнейшая беседа. Китаянки, перебивая друг друга, расспрашивали меня, как живут русские женщины, как я летала, что чувствовала в воздухе. Одна из китаянок пылко заявила, что она отдала бы все, чтобы только полетать. Едва научившись ходить и перестав уродовать ноги, китаянки уже мечтают летать…

Вся в черном, китаянка, оказавшаяся свояченицей Сунь Ятсена[27], пожимая мне руки, говорила, что если бы был жив доктор Сунь, ему прилет нашей экспедиции доставил бы истинную радость. Она очень сожалела, что ее сестра, вдова Сунь Ятсена, сейчас на юге по делам стачечного комитета и не может со мной встретиться.

– Что за человек вдова доктора Суня? – спросила я одну из переводчиц-китаянок.

– О, с большим характером и яркой индивидуальности. Но при жизни доктора Суня она всю себя отдавала на служение ему и заботе о нем. Она еще покажет себя на общественной работе.

По словам моих собеседниц, в семейном китайском быту произошли коренные перемены, но кое-что сохранилось еще от старины.

Родители рано женят сыновей, не справляясь с тем, нравится ли им невеста. Китайский брак – формальная, деловая сделка. Не довольствуясь навязанной женой, китаец может взять в дом по сердечному выбору наложницу-конку-бинку. Жена компенсируется тем, что за ней сохраняются права хозяйки, старшей в доме. Дети, родившиеся от конкубинки, считаются детьми первой жены. Конкубинка обыкновенно моложе, красивее и образованнее первой жены, но в доме она на положении прислуги. В любой момент ее могут прогнать на улицу или перепродать, и закон за нее не вступится.

– А как законная жена относится к конкубинке?

– Конечно, неприятно, – говорят китаянки. – Но что же делать! Закон. Приходится мириться.

– У нас, у жен, общая спальня, – сказала мне одна из китаянок. – Когда муж ласкает другую жену, я прячу голову под подушку.

Китаянки о чем-то оживленно заспорили.

– Вчера хоронили одну китаянку, – объяснила мне переводчица, – конкубинку богатого китайца. Говорят, что ее отравила первая жена. У конкубинки родился красивый ребенок, и из ревности первая жена решила убрать с дороги соперницу-мать.

НА КИТАЙСКИХ БАНКЕТАХ

«Огофу» («русское посольство») – первое китайское слово, которое я записала в блокнот и постаралась запомнить. «Огофу» и «огожен» («русский») в Пекине выводили меня из лабиринта мудреных китайских улиц во время моих пеших и одиноких странствований по незнакомому городу. Долгое время я не решалась сесть в рикшу, но совершенно избежать этого было невозможно, ибо автомобиль не всегда можно было достать, а пешком по жаре никто из консульских сотрудников не соглашался сопровождать меня в моих экскурсиях. Сев в рикшу, я испытала мучительное чувство. Между тем от многих мне приходилось слышать об удобстве и приятности передвижения в рикше.

– Неужели и теперь ничего не предпринято, чтобы ликвидировать унизительный труд рикш?

– А куда же денутся 50 тысяч рикш, которые останутся без работы? Вопрос не разрешится, если вдруг все перестанут ездить в рикшах и будут их бойкотировать, – говорили мне товарищи, обтерпевшиеся в Пекине. – Нужно сначала развить в Китае промышленность – горную, текстильную и прочее – и тогда уже заменять рикш мотоциклами или чем-нибудь другим.