Деревянный пол гимназии был твёрдым, и его зад слегка онемел. Ремо изменил позу и заметил, что Чиун неодобрительно посмотрел на него. Лучи послеполуденного солнца с трудом пробивались через пыльные стёкла окон, но всё-таки Ремо разглядел муху, которая появилась в солнечном свете, исчезла между окнами, а потом снова появилась.
— Ты сосредотачиваешься?
— Да, — подтвердил Ремо.
— Врёшь, — возразил Чиун.
— Хорошо. Ну, хорошо. Что ты хочешь от меня?
— Чтобы ты ясно увидел нагую женщину, стоящую перед тобой. Воссоздай в воображении её контуры. Представь её грудь, бёдра, место, где соединяются ноги… Ты видишь всё это?
Ремо решил доставить удовольствие старику.
— Да, вижу.
— Ты на самом деле видишь её! — приказывал Чиун.
И Ремо действительно увидел её.
— Но ты всё видишь неправильно. Как выглядит её лицо?
— Я не могу его разглядеть.
— А, очень хорошо. Ты не можешь увидеть её лицо, потому что именно так ты воспринимаешь женщин. Безликими. Ну а сейчас всё же постарайся разглядеть лицо. Я нарисую его для тебя. Очень просто. И я скажу тебе, что она чувствует, стоя гам раздетой. Как ты думаешь, что она чувствует?
— Холод.
— Нет, она чувствует именно то, к чему её приучали с самого детства. Возможно, смущение, возбуждение или страх. Возможно, чувство силы. Но её чувства по отношению к сексу имеют социальный, общественный оттенок. И в этом заключается ключ, которым можно разбудить тело женщины. Через её социальное воспитание. Видишь ли, мы должны…
Ремо насчитал уже не одну, а двух мух, гонявшихся друг за другом, но лампочки над головой были слишком слабыми, чтобы сообщить кому-то ещё, что мухи были здесь.
А затем он ощутил удар по лицу.
— Это важно, — произнёс старик.
— Ерунда, — не согласился Ремо, чувствуя, как горит его щека.
Он слушал лекцию всё время, пока болела щека — это продолжалось около получаса, — и узнал, как высвободить чувства женщины, сколько на это потребуется времени, как управлять собой и как использовать своё тело в качестве орудия против тела женщины.
В следующий раз он имел близость с женщиной, но она была слишком возбудима, и Ремо остался крайне недоволен собой. Он попытался ещё, но уже с другой партнёршей. Теперь это вышло для него чем-то вроде упражнения, хотя женщина и была на седьмом небе от удовольствия. Очередная, последняя, попытка убедила Ремо в том, что Чиун ограбил его, лишил наслаждения, превратив секс в одно из орудий.
И вот сейчас, в номере бостонской гостиницы, Ремо пользовался этим орудием, чтобы атаковать душу и тело молоденькой китайской женщины с маленькими, но изумительно симметричными юными сосками.
Он позволил ей извиваться под собой, пока на лбу у неё не выступила испарина и дыхание не участилось. Всё это время Ремо массировал и растирал её спину. Когда Ремо почувствовал, что тёплое сочное тело стало всё слабее откликаться на каждое движение, смирившись, по крайней мере, с самим фактом присутствия этого империалиста, который вот-вот изнасилует её и которого она ненавидела всей душой и телом, он прекратил свой массаж. Он медленно провёл кончиками пальцев вниз, вдоль правого её бедра к коленной чашечке. Движение было очень медленным, чтобы она не поняла, что оно было преднамеренным.
Мэй глядела на него отрешённо, бездумными глазами, рот её был крепко сжат; она молчала, но все её мускулы наконец-то ожили и разгорелись от массажа.
Ремо уставился ей в глаза и задержал свою правую руку на её колене, не делая попыток даже пошевелить рукой, как будто бы они оба решили остаться в таком положении навечно. Она пахла свежестью, чем-то, что нельзя было скрыть, — по-видимому, здоровой свежей молодостью. Её кожа была золотистой и очень нежной, овальное лицо отличалось мягкостью черт и гладкостью, глаза были тёмные, до черноты. В глазах Ремо угадал слабый намёк на желание, мысль о том, чтобы его рука возобновила движение вдоль её бедра.
Он так и сделал, но нерешительно и даже медленнее, чем раньше. Однако, вернувшись к колену, он стал действовать более быстро и жёстко, а затем начал добираться до внутренней части бедра, производя настойчивые, мягкие, поглаживания, но избегал касаться главной её сути. Тёмные кольца, увенчивающие золотистые холмики грудей, образовывали острые пики, и Ремо дотронулся до их концентрических кругов, а затем резко провёл языком до пупка, одновременно не прекращая медленно и деликатно поглаживать рукой нежную кожу внутренней стороны бедра.
Он увидел, как расслабился её рот. Сейчас она позволит обладать собой, хотя изначально и не хотела этого. Именно в этом она будет убеждать себя потом. Но она обманет себя. Она хотела, жаждала его.
Ремо всё еще продолжал удерживать её хрупкие запястья у неё над головой. Он решил не брать её силой. Если он её отпустит, то в соответствии со своим воспитанием она будет вынуждена бороться за освобождение. Поэтому он удерживал её руки. Но не очень сильно.
Правой рукой он продолжал массировать её грудь, затем перешёл к пупку, нежной коже от локтя до плеча, внутренней части бёдер, и только потом дотронулся до влажного, самого чувствительного места. Мэй стонала.