Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Помимо разнообразных техник и систем, учитывающих время, его измерение само по себе было нужно для политического контроля, причем как на практическом, так и на символическом уровне. Только те, кто правил, могли контролировать время, представляя народу календарь. Даже сегодня функции календаря не сводятся только к упорядочению нашего расписания. Создать календарь — это значит взять в свои руки организацию времени тех, кого вы хотите держать в подчинении, установив контроль над их деятельностью. Неслучайно красочные ежедневники и календари до сих пор остаются самым распространенным новогодним подарком в посольствах и фирмах по всему миру. Причем большинство из нас подсознательно воспринимает время именно в тех рамках, какие были заданы персонально для каждого: студент, скорее всего, делит его на модули и семестры (не забывая об экзаменационных сессиях); продавец строит его отсчет, отталкиваясь от ежеквартальной выручки; крестьянин считает важнейшей временной вехой начало сбора урожая. Правители Китая заставляли подданных воспринимать время так, как оно отражалось в сельскохозяйственном календаре; уподобляясь им, нынешние работодатели, университеты, спортивные федерации утверждают свои распорядки, выпуская собственные календари. За тем вниманием, которое уделялось отсчету времени в Древнем Китае, стояло убеждение в том, что деятельность человека не просто его личное дело. Ее следовало планировать, исполнять и проверять, исходя из хода светил и повелений Неба. Календарь играл ключевую роль как в поддержании вселенского равновесия, так и во властвовании над подданными. Правитель или император имел право решать, какой месяц года будет первым в ежегодном цикле. Это означало, что календарь регламентировал и ритуальное время, поскольку важные государственные церемонии могли устанавливать и начало года, и смену его сезонов.

Пространство: Мыслить кругами

В Древнем мире, как и в наше время, география — это нечто большее, чем просто описание физической среды, и она редко бывает полностью объективной. Древние китайцы занимались выстраиванием весьма самобытной моральной географии. Большинство цивилизаций, империй или колониальных держав стремились располагать себя в центре изведанного мира, и Китай здесь не исключение. Хотя древние тексты и археологические находки изобилуют свидетельствами, которые указывают на этническое и культурное разнообразие страны, общей тональностью источников, связанных с императорским двором и его советниками, остается культурный центризм (вспомните процитированное ранее: некоторые земли рождают людей разумных и мудрых, а следовательно, искусных в государственном управлении). Иностранцы, их земли, еда, лекарства, изделия и обычаи вызывали естественное любопытство, но с нравственной точки зрения мир за пределами цивилизованного императорского двора, Срединных царств или империи в целом обычно считался низшим по сравнению с китайскими достижениями.

Для понимания проистекавшей отсюда картины мира можно представить набор концентрических кругов, в пределах которых центр распространяет свое влияние — материальное, физическое, нравственное — на периферию. Ученые иногда называют этот процесс «китаизацией»: по мере его развертывания группы некитайских народов попадают под нарастающее влияние китайской культуры. Несмотря на то что регионализм и местная идентичность всегда оставались для Китая непростыми вопросами, в китайском мышлении глубоко укоренилось представление о том, что внутренние районы страны живут по общественным и экономическим законам, отличающимся от тех, что действуют в приграничье. Чем дальше от центра, тем слабее контроль, причем не только над экономическими и военными ресурсами народа, но и, что важнее, над народным сознанием, традициями и обычаями.