Китайская петля

— Э-э-э, нет. Так не пойдет. В «ма-бу»!

Андрей поднялся с земли и встал в «стойку всадника». Сначала стоять было легко, ноги еще не устали. Главный смысл и кайф этой стойки — вовсе не напряг, не стиснутые зубы, а, как говорят китайцы, «полулегкость-полутяжесть». Надо поймать первоначальную легкость, сохранить, развести по членам.

— Ниже сидеть! — Голос Мастера ударил, словно хлыстом.

Преодолевая подкатывающую боль, Андрей опустился в классическую стойку Шаолиня — спина прямая, «хвост поджат», бедра параллельно земле. Потянулись долгие минуты. Ноги крупно задрожали, по спине покатился пот, в мышцах словно потянулся тягучий резиновый ком, наполняющий икры и бедра густой горячей болью. Мастер меж тем продолжал:

— Суть «Земли»— глухая, нерассуждающая решимость, стремление биться насмерть, не отступать. Можешь спрашивать.

Что ж, и на том спасибо. Обычно в стойках говорить не разрешалось.

— Как дерется воин «Земли»? — спросил Шин-карев.

— Главное в его действиях — автоматизм, мгновенное применение простых, но накрепко заученных приемов.

Мастер вдруг забыл об Андрее, оглядывая окрестности, особенно степные дороги, ведущие к озеру с юга. Глаза его сузились, губы неслышно шептали, словно высчитывая что-то.

— Это хорошо? — спросил Андрей, с некоторым удивлением наблюдая за китайцем. «Ждет кого-то?»

— Без такого автоматизма вообще никуда, — ответил Мастер, словно заставив себя вернуться к Андрею, — но иногда воина «Земли» «зажимает»в ступоре. Приходится силой вырываться из «Земли», ломать ее.

— Как?

— Например, резким звуком. Ну-ка, попробуй!

Андрей ухмыльнулся и вдруг пронзительно завизжал. Белый конь шарахнулся в сторону, всхрапнув и недовольно поводя ушами.

— Поднимайся! — скомандовал господин Ли Ван Вэй. — Устал?

— Нормально.

Андрей медленно поднялся, разминая гудящие ноги. Горячий ком растворился, по телу покатилась особая легкость, парящая над преодоленной болью и судорожным напрягом.

— Зачем кричишь, слушай? Всю степь распугаешь! — донесся снизу голос Кистима.

Он показался внизу, в неглубокой долине, по дну которой петляла речушка. Рядом с ним еще был один всадник: руки вынуты из рукавов, короткая овчинная Шуба спущена и подпоясана кушаком — смуглые плечи блестели на солнце. Шуба была круглогодичной одеждой степной бедноты. Подъехав, всадники спешились, Кистим переговорил с китайцем, время от времени указывая на Андрея. Господин Ли Ван Вэй в сомнении опустил голову, потом кивнул подтверждающе. Тем временем спутник Кистима спустил штаны и голым задом уселся на вскопанную землю. Посидев немного, он поднялся, отрицательно помотал головой и трусцой отбежал за бугор — очевидно, чтобы штаны два раза не снимать.

— Рано сеять, холодно, — объяснил Кистим. — Поехали к озеру. Там ждут.

— Собирайся, ты едешь с нами, — приказал Мастер Андрею.

— А это? — Андрей указал на некопанный участок.

— Успеется.

Андрей сел на Рыжего, и все четверо коней скачками вымахнули вверх. На вершине лежал снег, уходящий вниз по северному склону, у теплых слоистых скал поднимались белые ветреницы, лиловые колокольчики сон-травы, отливающие, словно мехом, серебристой опушкой. Впереди, напоенная весенней дымкой, широко распахнулась степная долина. В извилистой балке поднялись к небу дымки селенья, за ними, испещренное солнечной рябью, лежало ярко-зеленое озеро, на котором истаивали последние льдины. Гикнув, Кистим ударил пятками лошадь и бросился вниз по склону. Копыта с хрустом врезались в жесткий снег, потом часто и дробно застучали по сухой земле; развевались гривы, озеро, качнувшись, накренилось за мелькающей землей. В голове Андрея мелькнули обрывочные мысли, но ощущение скорости, простора, встречного ветра, бьющего под рубаху, слитности своего тела с ритмичной работой коня целиком заполнило сознание.

Промчавшись ровным пологим склоном, всадники вольной размашистой рысью выкатили на хрустящую береговую гальку, которую облизывали холодные зеленые вол ночки. Андрей осадил коня, улыбаясь, обернулся к Мастеру — во время скачки он обошел китайца. На лице Мастера улыбки не было. Андрей оглянулся к Кистиму, успевшему сойти с коня. Тот тоже был серьезен. Серьезность на и так-то бесстрастном азиатском лице выглядела почти комично, но не в данном случае. Чувство радости от скачки по степи мгновенно сменилось острым ощущением опасности. Андрей огляделся.

Чуть поодаль, у самой воды, стояла группа кыргызских воинов в полном вооружении. Рядом с ними был «ясырь»— несколько связанных пленных, судя по виду — русских. Один из них показался знакомым; приглядевшись, Андрей узнал рыжего казака, который чуть не убил его в первую ночь пребывания в этом времени. Лицо казака распухло, один глаз заплыл, из-под грязной тряпки на кудлатой рыжей голове виднелась засохшая кровь. Первым заговорил Кистим.

— Адерей, ты хороший лекарь, — сказал он, помолчал, потом продолжил:

— Но мы не знаем, кто ты такой. Может, ты такой же, как эти русские собаки. — Он кивнул на связанных и продолжил:

— Надо знать, что ты не враг.

— Я не враг.

— Мало. Нужна шерть, клятва.