Китайская цивилизация

Эта закрытость природы родства прекрасно согласовывалась с той замкнутой жизнью, которую на землях предков изо дня в день вела семейная группа. Но чувство привязанности к дому не было единственной движущей силой деревенского сообщества. Китайские крестьяне были еще втянуты во вторую систему сопричастностей, предполагающую более открытые, более сложные и богатые чувства. Они были солидарны с древними брачными правилами, предписывавшими наряду с клановой экзогамией и некоторую эндогамию. Невозможный между сородичами брак был столь же невозможен между лицами, которые были бы совершенно чужими друг другу. В течение долгих столетий существовало мнение, что брак может быть счастлив только в том случае, если брачный союз заключен между семействами, которые с незапамятных времен постоянно поддерживают между собой последовательные отношения межбрачных связей. Обычай требовал, чтобы сыновья брали жен в семьях их матерей. Требовались мощные поводы для несоблюдения этого обычая. «Мать Шусяна хотела, чтобы он женился на девушке из ее собственной семьи. Шусян ей ответил: «Мои матери (sic! – классификационная система!) многочисленны, а моих братьев насчитывается немного. Я отношусь настороженно к дочерям моих собственных дядьев по материнской линии (иначе говоря, я опасаюсь, что они принесут мне ограниченное потомство)». Во времена, когда говорил Шусян (513 до н. э.), среди знати признавалось исключительно родство по мужской линии. Браки между агнатами были запрещены, и только такие незаконные союзы были бесплодны. Значит, когда с ними отождествлялся союз с дочерью материнского брата, которая никогда не считалась родственницей, то выдвигался ложный довод, подсказанный страстью. В конечном счете Шусян женился по своему желанию, и его брак был несчастлив. Шло ли наследование по отцовской или по материнской линии, дети брата и сестры (кросс-кузены) неизбежно принадлежали к двум различным семейным группам. И их браки не только не были запрещены и на них не только не косились, но совершались они регулярно.

Сначала такой брак был обязателен. Это доказывает система обозначения форм родства. Слово, означающее дядю с материнской стороны, также обозначает и тестя, а слово, означающее тетку с отцовской стороны, обозначает и свекровь. Эта система обозначений предполагает, что начало экзогамии клана дополняется принципом эндогамии; иными словами, две экзогамные семейные группы, управляемые нормой, согласно которой родство, или, точнее, семейное имя, передается только по одной линии, образуют традиционно сплоченную пару, которая регулярно обменивается половиной своих детей, юношей и девушек. Существует вероятность, что эта система восходит к временам, когда обменивались юношами и преобладало наследование по женской линии: и в произношении, и в письме ничтожно различие между термином, которым человек обозначает (дядя с материнской стороны = тестю) сына сестры, а также мужа своей дочери, и термином, обозначающим вместе и семью, и фамильное имя. Однако же брак между кузенами, рожденными братьями и сестрами, оставался возможным и допустимым и после того, как стало доминировать наследование по мужской линии, ибо, раз фамильное имя по-прежнему передавалось по одной линии, никаких помех не возникало. В высшей степени знаменательно, что это обыкновение сохранилось, хотя система родства и изменилась. Это обстоятельство доказывает особую прочность общинной организации, образованной парой связанных брачной традицией семейств. Усложнившись с ходом времени, эта организация оставила достаточно глубокие следы для того, чтобы уцелели основные связанные с ней обычаи. Следовательно, их можно объяснить, только соотносясь с временем, когда общая организация общества подчинялась этому двучастному размежеванию.

В то время как обязанность носить траур и право есть пищу, приготовленную на том же очаге, служат признаками родственных отношений, connubium является чертой второго типа отношений. Они порядком выше. Благодаря им характерная для территориальных групп замкнутость может ослабнуть. В семейных чувствах есть что-то цельное и отторгающее посторонних, но брачный союз вносит в каждую территориальную группу основания для человечности. Вместе с ним появляется дух плодотворного соперничества, соревновательности и доверия. Для принимающей зятя или невестку семьи, какой бы она ни была – единоутробной или агнатической, – они являются как бы постоянно обновляемым залогом издавна заключенного договора. Это заложники. Их присутствие подтверждает многовековую солидарность. В феодальные времена одно и то же слово использовалось для обозначения посольских обрядов и обрядов брачного союза. Договоры почти всегда подкреплялись обменом женами. Брак остался одним из символов политического согласия. С момента возникновения он свидетельствовал о миролюбии. Он служил поддержанию нерасторжимого союза между парой семейств, образовывавших в древности деревенские общины.