Китайская цивилизация

Инициации и помолвки происходили под контролем всей общины. Она заседала в местах, закрытых для домашнего использования и защищенных от осквернения. Освобожденные от общинных запретов юноши и девушки на фоне просторного и вольного пейзажа вступали в общение с природой. Принимая их первые встречи, та сверкала свежестью, в ней била через край животворная жизнь. В высвобожденных таянием льда ручьях потекла вода; в оживших родниках били источники, некогда запечатанные зимой; оттаявшая земля раскрывалась, давая прорасти травам; ее вновь заполнили звери, вырвавшиеся из своих берлог. Время отгораживания ушло, наступило время всеобщего проникновения. Земля и Небо могли «общаться», а радуга – отмечать их союз. Могли заключать союзы замкнутые группы, встречаться половые объединения. Молодые люди соединялись среди почитаемого и обновившегося пейзажа, где с незапамятных времен их предки сообща посвящались в таинства общественной жизни и таинства жизни пола, и тогда-то на фоне помолодевшей, оплодотворенной, лишенной своей сакральности природы зарождалось переполненное ощущением вновь обретенной молодости чувство глубинной близости. Союзы в поле вызывали внезапные и коллективные, в высшей степени заразительные вспышки эмоций. Эти общения в контакте с почвой под влиянием эффекта перенесения становились общением с почвой: она вновь становилась священной. Обогащенное августейшим величием традиционное место праздников казалось всем святым местом края.

Во время праздника молодые люди пытались всеми доступными способами наиболее скрытно войти в контакт со священным местом своего племени. Они приписывали ему силу оплодотворения, которую пытались заполучить в малейших уголках пейзажа. Эти настроения находятся у истоков верований, судьба которых была долгой.

Одной из наиболее важных игр весенних празднеств был переход полуобнаженными через реку непосредственно перед союзом в поле. Вздрагивая от соприкосновения с холодной водой, женщины ощущали себя так, словно в них проникали плавающие души. Давно иссохшие родники оживали вновь, будто приход весны освободил их воды из заточения в подземной темнице, куда они были брошены мертвым сезоном. Из этих волнующих образов родилась мысль, что души усопших, ищущие в это время обновления новую жизнь, ускользают с потоком весенних вод из глубокого укрытия, куда их заключила смерть. Так возникло представление о крае умерших, соседствующем с миром живых и общающемся с ним в священные мгновения. Это подземное обиталище, прозванное Желтыми источниками, могло быть лишь зимним убежищем вод. Переходя реки, праздновали их высвобождение, призывали на край обильные дожди, к себе привлекали начала плодородия.

Китайцы никогда не прекращали сообща и одними и теми же обрядами требовать рождений, приносящих семьям богатство, и дождей, позволяющих семенам прорасти. Дождей и перевоплощений первоначально добивались с помощью состязаний между полами. Но в конечном счете пришли к убеждению, что вода содержит женское начало и что только женщины обладают добродетелью, позволяющей вызывать дождь. Вообразили также, что девственницы обретали способность стать матерями простым соприкосновением со священной водой. И действительно, было время, когда рождения происходили к единственной выгоде женщины, а все перевоплощения совершались лишь среди материнских предков. Это было время, когда дома и деревни принадлежали женщинам. Нося звание матерей, они там распоряжались. Будучи хранительницами семян, они укрывали их в темном углу жилища, где и расстилали на ночь свою циновку. Мужчины, эти чужаки, приближались к семейному ложу почти что украдкой. В доме в силу заразительного воздействия чувства близости союз на почве являлся союзом с почвой. Эта почва была землей женщин. В родном жилище они зачинали от контакта с зернами, вроде бы заключавшими в себе жизнь. Между матерями семьи, земляным полом в доме и собранными семенами устанавливалась общность атрибутов. Вблизи семян и семейного ложа смутная масса душ предков в ожидании времен перевоплощения, похоже, пребывала в материнской земле, в то время как Земля, приносящая плодородие женщинам и от них ее получающая, казалась Матерью. Таким образом, было время, когда населенная и поделенная Земля обладала только женскими атрибутами. Организация общества была тогда почти что матриархальной. Позднее, когда землепашцы, создав агнатические порядки, стали владыками сельскохозяйственных культур, духи почвы начали выглядеть наделенными мужскими признаками. Вместе с тем во все времена святые места оставались предметом общего почитания, решительно не терпевшего какого-либо различия в атрибутах.