Китайские дети - маленькие солдатики

Возможно, идеален гибрид американской и китайской систем.

Лю Цзянь, математик, работающий на Министерство образования

Мы всегда неукоснительно посещали дни рождения у одногруппников Рэйни. Родители-китайцы вкладывали бездну сил в организацию подобных праздничных сборищ, и я восторгалась тем, как эти торжества открывают окошко к новым родительским подходам и культурным поветриям в Китае. (Любая такая вечеринка превращалась в маленькое социологическое исследование, поданное с зеленым чаем и тортиком.) Я замечала, как китайские горожане все больше перенимают американские и европейские обычаи: поздние завтраки с шампанским и морепродуктами, шаржисты и клоуны, надувные замки, вдохновленные европейскими цитаделями. Разумеется, всюду оставалась китайскость: приветственный строй детей под командованием родителя-хозяина, профессиональный фотограф, караоке-соло в исполнении именинницы.

По моему мнению, эти праздники символизировали быстро сжимающийся, сливающийся воедино мир. Еще десять лет назад шанхайская девочка, возможно, никогда не принимала бы на своей территории американца, а ныне я ращу своих детей в Китае, а мой сын стоит в ее приветственной шеренге. В то же время китайцы выезжают за рубеж – в Америку, Европу, Австралию и другие страны – великими множествами, питая тем самым мировой обмен идеями куда деятельнее, чем когда бы то ни было в прошлом.

Иногда лучшие намерения идут насмарку из-за перевода между языками.

Одна мамочка из «Сун Цин Лин» гордилась, что много поездила и на день рождения своей дочурке приобрела пиньяту. Единственная иностранка среди родителей, я зачарованно наблюдала, как обязательный атрибут моего детства становится поводом для восторга у современных китайцев.

Большинство родителей-американцев моего пошиба знают параметры вечеринки с пиньятой: детей выстраивают в одну шеренгу на безопасном расстоянии с пластиковыми пакетами наготове – для добычи. Ничего подобного я здесь не увидела. Стадо детей рыхлой толпой роилось вокруг пиньяты в форме Эльзы, главной героини диснеевского фильма «Холодное сердце». Именинница лупила Эльзу по лицу как попало тяжелой битой, та свистела в опасной близости от детских носов и зубов. Я ринулась в бой.

– Дети, встаньте в одну линию и отойдите от пиньяты подальше! – сказала я на мандарине, осторожно проталкиваясь сквозь толпу, вытянув руку, словно я единственная из родителей, кто осознал смертельную угрозу, которую представляла Эльза. Но удары и дальше сыпались как ни попадя, бита переходила из рук в руки без всякого порядка. «Брось… брось…» – пела в моем воображении Эльза, но я решила иначе. Возвысила голос. – В РЯД! В РЯД! УШЛИ ПОДАЛЬШЕ от пиньяты! – велела я громче. На сей раз попыталась встать перед Эльзой. – И биту передаем каждому по очереди.

Но дети все равно бурлили вокруг меня, словно вода вокруг валуна, и меня отнесло в сторону; тут я почувствовала, что меня дергают за локоть: это из толпы выбрался Рэйни.

– Мам. Мам! МАМ! Ты не волнуйся, ладно? – сказал он по-английски, а затем вновь погрузился в пучину. В тот миг я осознала, что Рэйни стал китайцем так, как мне не стать никогда, – мне уж точно не было так ловко и уютно в громадной, прущей толпе, как ему. Я осторожно удалилась на безопасное расстояние, а далее последовал в чистом виде Китай: кавардак постепенно обрел собственное подобие порядка. Словно по волшебству, за четверть часа молотьбы ни один ребенок не получил в физиономию, и наконец у Эльзы отвалилась рука: пиньята рухнула на пол.

Я приготовилась к привычному столпотворению детей, охотящихся на конфеты, но дети, скучая, разбрелись: Эльза оказалась пустой картонной коробкой, валявшейся теперь на полу. Мама именинницы в своих стараниях упустила главное в этом упражнении: она не знала, что пиньяту нужно битком набить сладостями и лакомствами!

Хотелось похихикать, а следом научить и просветить маму девочки, но тут рядом со мной вновь материализовался Рэйни и притянул к себе мое ухо. Мой сын уже далеко превзошел свою мать в способности беззаботно скакать из культуры в культуру, и он, пятилетка, учуял, что мне не помешает наставление – или даже прямое вмешательство.

– Тс-с… я знаю, мам, я знаю. Но ты не говори ничего, ладно? – прошептал он, избавляя меня от неловкого разговора. Рэйни стал мастером сохранения лица и призывал меня оставить мамашу именинницы в блаженном неведении.

Иногда и лучшие намерения не мешает несколько довести до ума – или точнее перевести с языка одной культуры на язык другой (в подходящий момент).

Мое исследование продолжилось, и мне довелось наблюдать, как принимают и толкуют внешние обычаи и в китайском образовании (и тут в переводе теряется очень многое).