Китайские миллионы

Появилось вино, — весело защебетали по-птичьи и подруги болтливой гейши, забренчали мандолины, и гейши, то и дело останавливаясь и попивая вином с ликером, начали грациозный, стройный танец, плавные спокойные движения которого постепенно ускорялись, становились страстнее и закончились бешеной фугой… «Желтая Роза», — так звали гейшу, занимавшую Будимирского, оборвала вихрь танцев, упав на ковер около него, запрокинула голову и впилась многозначительным взглядом в глаза слегка охмелевшего авантюриста. Обстановка, танец, вино с пряным, жгущим язык ликером, зубки, шейка и глаза «Желтой Розы», все это, новое для него, — нравились Будимирскому, но… всего этого было мало для него, — все это было только мило, оригинально, но не остро, не увлекательно… «Желтая Роза» поняла это. Наливая вино для Будимирского, она что-то сказала подругам своим, вздохнула и подобрав под голову подушку, легла головой к ногам авантюриста, вытянув одну руку вдоль бедер. Одна из гейш принесла курительницу и комнате разлился сладкий аромат, который, казалось, обнимал все тело, все чувства Будимирского, проникал даже в его мозг… Две гейши, сидя под ветвями пальм, начали какую-то мимическую сцену любви… Скромные взгляды, несмелые пожатия руки, стыд, неловкость изображались ими артистически, но… любовь брала свое, взгляды и движения становились смелее. Сорван был один поцелуй, другой… ласки становились горячее, продолжительнее, томительнее… Загоралась огневая страсть, которой, казалось, уже весь воздух дышал. Будимирскому трудно стало дышать, и он, на секунду отвернувшись от мимической сцены, широко открыл глаза, взглянув на «Желтую Розу». Высоко подняв голову на подушке, она фиксировала его долгим непрерывным взглядом, полным неги и затаенной страсти, обещавшими море блаженства… Она не шевелилась, как бы охваченная негою, а киримон незаметно, едва-едва подымаясь, открывал больше и больше ее босые стройные ножки. Будимирский впился в них глазами, влага заволакивала их, и он видел только стройные очертания, открывавшиеся более и более. Нежно, нежно зарокотали мандолины, вдруг вздрагивая, разливаясь захватывающими страстными переливами и вновь переходя к томительно сладкому рокоту… Будимирский поправил галстук, — его душило что-то сладкое, истома охватывала его, в глазах кругом был туман и сквозь него вызывающе глядели на него только обнаженные упругие формы да два горячие глаза…

Будимирский вскрикнул, поднялся и спрятал пылающее лицо свое на груди «Желтой Розы»…

Музыка смолкла…

Хозяин-китаец, сжимая в руке своей полученный от Будимирского банковый билет в десять фунтов, провожал его но анфиладе комнат с почестями, когда в одной из комнат Будимирский остановился, почувствовав специфический запах, идущий, как казалось ему, из полуоткрытой двери. Он быстро отворил эту дверь и заглянул в слабо освещенную спускающимся с потолка фонариком комнату.

— Смокинг-рум, сэр, смокинг-рум! — объяснял ему китаец назначение этой «курительной» комнаты. Да, это была курительная, но тут не табак курили, а опиум. На коврах и подушках валялись три человека, — один китаец в богатом костюме и два европейца, весьма прилично одетые, с лицами, предусмотрительно закрытыми платками. Казалось, воздух пропитан был здесь наркозом, — китаец еще курил, и от его тоненькой трубочки вился голубой дымок. Европейцы уже кончили курить и, видимо, наслаждались забвением и грезами… Один сладострастно чмокал губами, другой судорожно вздрагивал и вздыхал.

— Вы пробовали, сэр? — спросил хозяин.

— Нет, и хочу попробовать, но не здесь… дайте мне что нужно… побольше…

Китаец, униженно кланяясь, юркнул в низенькую дверь, откуда глядел китаец-слуга, и вынес оттуда в изящном футляре прибор из тоненького чубука, двух микроскопических шечек-трубочек и фарфоровой баночки, наполненной шариками опиума…

— Первый раз, сэр, — не больше двух, не больше. — почтительно предупреждал китаец. Будимирский дал ему еще соверен и быстро шел к выходу, где его ждал дженрикши.

Через десять минут он был на катере, где его ждали Иза и метис.

— Вы давно меня ждете? Я в китайском ресторане какую-то гадость пробовал… — нашел нужным соврать Будимирский.

— Нет, мы только что, — ответила Иза, оглядывая пытливо возбужденное лицо авантюриста.

— Благополучно кончили?

Иза пожала плечами и объяснила, что хозяин «Boa-Vista», старый друг ее отца, которому она все рассказала сейчас, послал слуг узнать стороной, в какой гостинице остановился японец, а узнав, послал другого слугу в эту гостиницу, к приятелю-хозяину за вещами Хако, который якобы к нему переехал.

— Вот эти вещи, — указала Иза на два чемодана. — Он хочет их тоже в море бросить, — кивнула она на метиса.

— О, нет! Я сперва ознакомлюсь с их содержанием. Это не лишнее будет.

— Да, вот еще телеграмма, вчера на его имя полученная, — протянула Иза голубую бумажку.

Телеграмма из Банкока за подписью Моту гласила:

«Кончил хорошо, пятницу буду».