Часов в 9 он успел уже выбрать приличный редингот, утренний сьют, гавелок и макинтош и минут на 10 предоставил себя в руки известного мистера Доунинга, закройщика от Пуля, тогда как в соседней гостиной велась серьезная беседа между Изой и непомерных размеров француженкой с нормандским носом, madame Louise, правой рукой Редферна в Лондоне. Вокруг них разбросаны были горы материй, кружев, перьев и повсюду валялись модные картинки, к которым, впрочем, m-me Louise относилась с презрением… Она сама
— Сосчитайте, пожалуйста, — попросил Будимирский. Оказалось свыше 5000 фунтов… Таких денег в билетах с ним не было, — из взятых в Гон-Конге 5000 ф. у него едва оставалось четыре, как он убедился, сосчитав билеты тут же. Но рядом в бумажнике оставалось до десятка чеков, взятых в Гон-Конге на предъявителя, и он, выдав один из них в 10.000, получил сдачи банковыми билетами.
— Не каждый день бывают покупатели, обладающие возможностью платить… такими чеками, — радостно улыбаясь и кланяясь, заметил Беннет.
— Не каждый магазин может дать 4000 фунтов сдачи, — ответил ему любезностью же Будимирский.
Почтение Беннета к авантюристу выросло еще на 100 %, когда Будимирский приказал все это прислать к нему по адресу, как покупку в 2–3 фунта…
«Это Крез, — подумал Беннет, — раз он целое состояние доверяет посыльному нашему». Это Крез, — решили все в отеле, когда главный клерк Беннета привез покупки Будимирского и рассказал о цене их manager'у, а тот остальным. Это Крез, — решил и мистер Сикспенс, репортер «Evening News», являвшийся в отель ежедневно собирать сведения об останавливающихся здесь деловых людях из Америки, решил и приказал доложить о себе мистеру Дюбуа, который с супругой своей сидел уже за lunch'ом. Будимирский принял репортера, и в вышедшем вечером номере газеты была не только биография, но целый роман из жизни мистера Шарля Дюбуа, француза — уроженца Гваделупы, нажившего миллионное состояние в Китае, Японии и на Филиппинских островах.
Между lunch'ом и обедом monsieur Duboy вместе с Изою побывали в нескольких магазинах ради покупки необходимых для Изы вещей, затем обедали у себя еще в апартаменте (у Изы не было костюма), вечером же Будимирский отправился в Гаррик-театр смотреть боевую его пьесу «Беспечальный лорд Квекс» Пинеро и кончить вечер в Empire, модном кафе-шантане, а Иза… Иза проплакала весь вечер над купленными ей драгоценностями… Жемчуг ей казался выплаканным ею в эти два месяца слезами, а рубины… они отливали кровью жертвы Будимирского и казались еще ярче, еще страшнее от контраста рядом с идеально-чистыми брильянтами… Ей, страстно любившей живую красоту, никогда не нравились драгоценные камни, но она знала цену их и улыбалась сквозь слезы, оценивая их… Разве тысячами фунтов стерлингов можно вознаградить за пережитые ею страдания? Тоска сжимала ее сердце… Ни одной близкой души около, некому выплакать горе свое, не с кем поделиться страданиями и надеждами на скорый конец их. Старцы? Но если она перенесется туда, она опять найдет запертою дверь, — время не настало еще… еще 8 лун осталось, — целая вечность для ее разбитого сердца… «О, если бы я не была одинокою, — все остальное горе было бы легче перенести» думала она, и вдруг сердце ее сжалось и кровь отлила… она испытывала знакомое чувство и опустилась в кресло, закрыв глаза, готовая к посещению высшей силы… Во мраке выступило красное пятно, побледнело, сжалось и образовало знакомую ей, дорогую сердцу фигуру Дари-Нурра… Не открывая глаз, она почувствовала его теплую руку на голове у себя.