Читаем Китайский массаж полностью

Раз уж начал, то доводи до конца. Поскольку никто из новых сотрудников не заговаривал о трудовом договоре, то и не будем подписывать. Напротив, Ша Фумин разработал целый свод правил, регламентирующих работу массажного салона. Так что всё просто: единственная связь между всеми сотрудниками и салоном — это правила. По правилам салона у работников были обязанности, ответственность, что абсолютно закономерно. А вот прав у них не было, но права их особо и не заботили. Слепые — «особенный» народ, как бы ни менялась эпоха, а сознание у них древнее, первобытное, допотопное, испокон веков не менявшееся. Раз уж общество не может предоставить им никаких гарантий и никакой вспомогательной структуры и организации, то они вынуждены твёрдо придерживаться одной вещи и при этом непреклонно верить в неё — судьбы. Судьбу нельзя увидеть. Но эта невидимая сила существует, гигантская, накрывающая всех и вся колпаком, всех и вся контролирующая, решающая, определяющая всё на свете вплоть до мелочей. Она так же опасна, как любовь, — стоит только зазеваться, как с размаху впечатаешься в неё передними зубами. Как надо реагировать, если речь о судьбе? Есть только один эффективный и действенный способ, который можно описать единственном словом — мириться. Смирись, смирись и всё.

Но «смирение» это гипотетическое, а так нужно обладать смелой и непреклонной верой в счастливый случай. Нужно научиться относиться ко всему, уповая на авось, чтобы вера эта растаяла и пропитала тебя до костей. Бум-бум-бум. То звонят колокола судьбы. Когда не видишь туч над головой, не стоит заботиться, из какой из них хлынет дождь. Будет дождь — хорошо, не будет — тоже хорошо. Я смирился. Смирился.

Впоследствии ситуация развивалась вполне логично. В период самой тесной дружбы между Ша Фумином и Чжан Цзунци они сидели, поджав ноги, на постели и разговаривали обо всём на свете, не имея друг от друга секретов. Два молодых директора словно бы купались в весеннем ветре. Но разговоры их никогда не касались трудовых договоров для сотрудников. Пару раз эти слова вертелись у Ша Фумина на языке, но он ни с того, ни с сего проглатывал их. Чжан Цзунци такой умный человек, он не может не понимать всю важность этого вопроса, просто он тоже проглатывал. Проглатывать слова вместо того, чтобы сказать их, — природная способность слепцов. Будучи начальником, можно многое проглатывать, но и рядовые сотрудники тоже многое проглатывают. Слепцы обладают первоклассным умением проглатывать, поскольку вдобавок обладают и уникальной способностью переваривать.

А потом стало и вовсе интересно, даже странно. Вопрос о трудовых договорах никто так и не поднял. Трудовые договоры стали для Ша Фумина, Чжан Цзунци и всех сотрудников салона своего рода колодцем, который все вполне осознанно, не сговариваясь, обходили. Хоть Ша Фумина это и не радовало, но он и не отчаивался. В конце концов, кому из директоров хочется подписывать с сотрудниками договоры? Без договоров хорошо — как директор сказал, так и будет. Сказал директор «yes» — значит «да», сказал директор «по» — значит «нет». Когда у тебя только права, а остальное тебя не касается, быть директором намного легче. Это полностью попадает под модное ныне определение «кайфово».

Но тут за дело взялась судьба, показав свой колючий силуэт. Стоило ей появиться, как у людей волосы встали дыбом. Она своей рукой, не оставляющей отпечатков, дотронулась до каждого из сотрудников массажного салона, а потом, скривившись, выбрала Ду Хун и обеими руками упёрлась ей в спину, с грохотом столкнув Ду Хун в тот самый колодец.

Ду Хун упала в колодец. В колодце как раз хватило места. Теперь она внутри него. Ша Фумин даже не слышит шорохов там, внизу. Не слышит никаких попыток выбраться. На самом деле, людям, выбранным судьбой, бороться бесполезно. Ша Фумин почти задыхался. Тишина душила его даже сильнее, чем звук падающего в колодец тела. Колодезная вода надёжно всё скрывает, а глубина придаёт колодцу мрачную темноту. Бедняжка Ду Хун… Девочка моя… Сестрёнка моя… Если бы можно было спасти её, то Ша Фумин зарыл бы колодец. Но как это сделать? Как?!

Неразделённая любовь, горькая, назойливая, острая. В реальности иногда это не так. До того, как Ду Хун получила травму, Ша Фумин каждый раз, думая о ней, не страдал, хотя мысли эти и преследовали его. Он чувствовал себя мягким, а ещё ощущал нежность, застигшую его врасплох, но мягкость и нежность были приятны. Кто сказал, что это не любовь? Его сердце словно нежилось на солнышке, грелось и млело. Однажды Ша Фумин проанализировал имя Ду Хун, что означал каждый слог в отдельности. «Ду» имеет значение «весь, целиком», а «Хун» — это цвет, цвет солнца, красный. То есть имя Ду Хун обозначает, что всё вокруг залито красным цветом. Она солнце. Далёкое, но при этом близкое. Ша Фумин никогда не видел солнца, но по ощущениям хорошо знал, что это. Зимой Ша Фумин больше всего любил понежиться на солнышке, подставив лучам половину тела, чтобы оно погрелось и разомлело.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека китайской литературы

Устал рождаться и умирать
Устал рождаться и умирать

Р' книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает СЃРІРѕС' грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.Р'Рѕ время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на СЃРІРѕРёС… СѓР±РёР№С†, не РїСЂРёРјСѓС' в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом РјРёСЂРѕРІРѕР№ литературой.Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом СЌРїРѕСЃР°, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а РїРѕСЂРѕР№ и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со СЃРІРѕРёРј творчеством: в ней затронуты основные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная СЃРІРѕР±РѕРґР° письма, когда автор излагает СЃРІРѕРё идеи «от сердца».Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение РјРЅРѕРіРёС… десятилетий.РњС‹ живём в истории… Р'СЃСЏ реальность — это продолжение истории.Мо Янь«16+В» Р

Мо Янь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза