Читаем Китайский массаж полностью

Доктор Ван вскоре обратил внимание, что от тела Ша Фумина исходит неприятный запах. Запах означал, что Ша Фумин не мылся уже несколько дней. Ша Фумин действительно несколько дней не принимал душ, а всё из-за того, что в общежитии санитарные условия были так себе: на всех имелся только один бойлер с горячей водой, так что десяти с лишним сотрудникам приходилось стоять в очередь, чтобы помыться. Боль в желудке изматывала, Ша Фумин очень сильно утомлялся, целыми днями чувствовал усталость, и, как только возвращался в общежитие, сразу ложился, а потом уже не было сил снова встать с постели. Он и сам уже унюхал неприятный запах немытого тела, но действительно, не было сил идти принимать горячий душ.

— Фумин, — внезапно сказал доктор Ван, — ты в порядке?

Ничего не значащая, пустая фраза, будто и не сказал ничего, но Ша Фумин обратил внимание, что доктор Ван впервые обратился к нему не как «господин директор», а назвал своего однокашника по имени.

— Всё в порядке, — отозвался Ша Фумин. — В порядке.

Ответ был таким же пустым — эхо пустоты.

Ша Фумин пробормотал: «Ну, ладно» — и замолчал. Сунул руку за пазуху и пощупал. Рана зажила, только сильно свербила, доктор Ван не осмеливался почесать её ногтями, только легонько поглаживал кончиками пальцев. Ша Фумин тоже не издавал ни звука, но его не оставляло чувство, что доктор Ван хочет сказать что-то важное, и слова буквально крутятся на языке.

— Фумин, — наконец, доктор Ван собрался с силами и заговорил: — послушай совет старого друга: ты брось это, выкинь из головы, бесполезно.

Фраза снова вышла пустая. Бросить что? Что выкинуть из головы? Что бесполезно? Но через секунду Ша Фумин понял. Доктор Ван говорил о Ду Хун. Ша Фумин никак не ожидал от доктора Вана подобной прямолинейности. Ша Фумин и сам, разумеется, понимал, что бесполезно, но когда сам понимаешь — это одно, и совсем другое услышать это из чужих уст. Ша Фумин сразу ничего не ответил, хотя и разозлился в душе. Его сердце разорвалось, раскололось разом на две половинки. Ша Фумин молчал довольно долго, успокаивался. Ему не хотелось прослыть дураком в глазах своего однокашника, он спросил:

— Все знают?

— Ну, мы же все слепые, — протянул доктор Ван. — Как можно не увидеть?

— И что ты думаешь?

Доктор Ван помялся немного, а потом сказал:

— Она тебя не любит.

Доктор Ван отвернулся и добавил:

— Послушай, что я тебе скажу, вырви с корнем эту любовь. Я же чётко вижу, что у тебя все мысли только о ней, а в её сердце тебе нет места, и она в этом не виновата, не правда ли?

Раз уже дошло до такого, то тяжело было продолжать. Безжалостно, что ли… Доктор Ван изо всех сил подбирал самые правильные формулировки, но всё равно получилось жестоко. У него засосало под ложечкой. Картина и впрямь неприглядная, другу приходилось говорить жестокую правду.

— Ты лучше подумай, как ей помочь, — сказал доктор Ван.

— Я всё время думаю…

— Нет, не думаешь.

— Как это не думаю?

— Ты только страдаешь и всё.

— Что ж, мне и пострадать нельзя?

— Можно. Но предаваться страданиям на самом деле равносильно эгоизму.

— Ван, что ты себе позволяешь?

Доктор Ван не отвечал. Он опустил голову и принялся водить по земле носком правой ноги, сначала очень быстро, постепенно замедляя темп. Доктор Ван сменил ногу и продолжил. Потом он наконец остановился, повернулся и хотел было уйти, но Ша Фумин схватил его за штанину. Даже через ткань брюк доктор Ван почувствовал, что рука Ша Фумина дрожит, и плечи его сотрясаются от рыданий. Ша Фумин, превозмогая боль в желудке, попросил:

— Брат, пойдём, выпьем, а?

Доктор Ван присел на корточки:

— А как же работа?

Ша Фумин выпустил из рук штанину доктора Вана, встал и повторил:

— Пойдём, выпьем.

В итоге Ша Фумину удалось-таки вытащить доктора Вана. Только он ушёл, как Сяо Кун нашла пустой кабинет и тихонько прошла туда. Она всё время хотела позвонить Сяо Ма, но не было возможности, а сейчас наконец такая возможность появилась. Сяо Ма ушёл, не прощаясь, почему, никто не знал, только Сяо Кун всё было совершенно ясно — это из-за неё. Как ни крути, а она на правах сестрицы должна позвонить. Попрощаться-то надо.

Сяо Ма её любит, Сяо Кун не могла притвориться, что ничего не знает. Она много раз хотела относиться к Сяо Ма с большей теплотой, но не получалось. Сяо Кун вела себя с Сяо Ма подчёркнуто холодно и делала это умышленно, не только ради доктора Вана, но и на самом деле ради самого Сяо Ма. Она виновата перед Сяо Ма. Строго говоря, на ней лежит ответственность за то, что их с Сяо Ма отношения стали такими натянутыми. Она была эгоисткой, думала только о себе и не считалась с его чувствами. Она сама влюбила в себя Сяо Ма. Если бы она снова и снова не кокетничала с ним, то до такого бы не дошло. Ни в коем случае не дошло бы. Это она вела себя неподобающе и неприлично. Эх, почему в жизни так много глухих тупиков? Стоит зазеваться, непонятно, с какой ноги шагнёшь, и ты уже там.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека китайской литературы

Устал рождаться и умирать
Устал рождаться и умирать

Р' книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает СЃРІРѕС' грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.Р'Рѕ время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на СЃРІРѕРёС… СѓР±РёР№С†, не РїСЂРёРјСѓС' в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом РјРёСЂРѕРІРѕР№ литературой.Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом СЌРїРѕСЃР°, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а РїРѕСЂРѕР№ и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со СЃРІРѕРёРј творчеством: в ней затронуты основные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная СЃРІРѕР±РѕРґР° письма, когда автор излагает СЃРІРѕРё идеи «от сердца».Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение РјРЅРѕРіРёС… десятилетий.РњС‹ живём в истории… Р'СЃСЏ реальность — это продолжение истории.Мо Янь«16+В» Р

Мо Янь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее