Читаем Китайцы как самостоятельная раса полностью

Изгнанием злого духа из человека, иначе — лечением душевно больного, занимаются в даосских и буддийских кумирнях жрецы, которые, производя пассы гипнотизера и призывая в помощь бога медицины — Яована, приносят жертвы от имени молящихся. Помешанный сплошь да рядом поднимает переполох в целом селении, порождает вражду среди мирно живших соседей, подчас даже междоусобную войну. Его, как одержимого нечистым духом, везут в кумирню; там жрец, сделав подобие человека из бумаги, после нескольких таинственных обрядов, заставляет беснующуюся душу перейти в манекена, который сжигается перед богом медицины. В результате родственники больного, а подчас и все население деревни успокаиваются. Жрецы поддерживают в народе суеверия, не умея иллюзию или галлюцинацию отличить от реальных восприятий, бред помешанного от нормального мышления человека, и поэтому отчасти невольно эксплоатируя невежественную толпу. В кумирнях, в таинственной обстановке, производятся и спиритические сеансы, дающие толпе неизсякаемый материал для фантастических рассказов и бредней всякого рода. основанных на ложном толковании искусственно вызванных обманов чувств. В VII веке богдыхан Тайцзунь страдая галлюцинациями, и с тех пор в дверям каждого дома принято наклеивать грозные изображения богов-покровителей ворот. Естественно, что в такой стране диких суеверий колдуны и гадальщики находят себе широкую арену деятельности, а сборники предсказаний, толкований снов составляют важный отдел в народной литературе.

Китайцы — все поэты по темпераменту. Их способность к стихосложению поразительна, любовь в природе — удивительная. Они берегут всякую животную тварь из жалости, и охота ради удовольствия им противна. Китайцам доставляет величайшее наслаждение слушать пение пернатых обитателей священных рощь или стрекотание сверчков и цикад. Их любовь к цветам-хризантемам, нарцисам, жасмину, пиону, азалиям, абрикосам и др. умилительна, но они до сих пор не проявили способности к строго научным ботаническим изследованиям. Их склонность к фантазированию не дала возможности развиться географии, астрономии и др. наукам до надлежащей высоты, несмотря на большое уважение народа к знаниям.

Если у китайцев память и фантазия развиты феноменально, зато научное мышление вращается в однообразном кругу мистицизма и практической морали, перетолковывания генеалогических преданий и теософических систем, в чем народ достиг той степени, дальше которой идти некуда. В результате мы плохо понимаем их книги, а они — наши. В противоположность тому, что наблюдается у нас, — в Китае школьное образование начинается с изучения философии и заканчивается стихосложением и литературой. Вопросы, что нравственно и прилично и что нет, кладутся в основу школьной науки, и знание главных этических начал ставится выше всего. Искажение текстов философских систем Лаоцзы (600 л. до Р. Хр.), Мэнцзы (родился в 371 г. до Р. Хр.), Конфуция (род. в 511 г. до Р. Хр.) и их комментаторов не допускается, и все рассуждения ученых вращаются в однообразных схоластических рамках. Однако даже механически схваченное в школах содержание книг, хотя бы оставалось совершенно неусвоенным и непродуманным, несомненно оказывает свое влияние на нравственность населения. Очень многое из социальной жизни китайцев нашего времени объясняется влиянием на них древних философских систем, и наоборот, все учение хотя бы Лаоцзы есть в сущности описание основных духовных идеалов расы. Да и все другие древние философы, начиная с Мэнцзы и Конфуция, собственно собирали в системы и записывали только то, что видели вокруг себя и что считали наилучшим. Из всех их произведений вытекает одно несомненно, что по своему психическому складу в течение 2500 л. раса осталась без изменений, а стало быть мнение о возможности переделать китайцев, в отношении душевных свойств, в европейцев не имеет под собою научного основания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука