Помолчали. Здесь, на земле, звёзды ощущались по-другому: может быть, потому, что под Ойлэ не было своего огромного мира, который чем-то напоминал перевёрнутое небо, может, потому, что волны Великого океана не качали на себе своих морских обитателей, а может, потому, что море не шептало им своих песен, но тут, на заброшенной сырой набережной в окружении разрушающихся старых домиков, казалось, было слышно, как поскрипывали звёзды. Может быть, конечно, это были сверчки в сухой высокой траве по соседству, а может, несмазанные петли какой-нибудь двери, но и Ойлэ, и Изгою тогда казалось, что это всё-таки были звёзды. Они скрипели тихо-тихо, осторожничая, очень пугливо и боязливо. Если чуть отвлечься на шелест волны, то звёздный скрип пропадёт, словно его и не было, и прислушиваться потом надо ещё полночи, чтобы услышать снова это робкое полупрозрачное мерцание. Хрупкие они, звёзды.
— Знаешь, — сказал Изгой, медленно проводя ладонями по плечам, — я тут вспомнил… У людей память не такая крепкая, как у китов. Мы запоминаем больше плохое, чем хорошее, или не запоминаем ничего вообще. Мало кто помнит только хорошее… Это было в тот год, когда мне друг сказал, что звёзды — это «просто звёзды». Мы с родителями перебрались на новую стоянку поближе к океану, остановились внизу, около водопада. У нас был дом на колёсах… Не знаю, знаешь ты, что это такое, или нет. Машина, в общем. И однажды, когда я смотрел на Ориона, прямо под окнами нашей машины заснула белуха. Белуха, представляешь? С большим розовым бантом на шее, — Изгой тихонько засмеялся, вспоминая эту картину. — Я сразу забыл про Ориона. Всё-таки это, конечно, явление редкое, но Орион приходит на наше небо каждую осень, а вот белуха ложится спать под самыми окнами не часто. И знаешь, мне тогда тоже показалось, что она смотрит на звёзды. Помню, я ещё тогда задался вопросом, а что же она там видит. Ну не небесного же охотника, в самом деле! Оказалось, небесного охотника… И это было так странно! Белуха смотрела на звёзды, а я смотрел на белуху.
Ойлэ перевела на Изгоя растерянный взгляд. Тот этого либо не заметил, либо не придал значения.
— Я потом, кстати, ещё много раз её видел, — продолжил Изгой. — Думаю, это была она же: вряд ли все белухи носят большие розовые банты на шее! Она так красиво выпрыгивала из воды… А потом мы отправились дальше.
— А ты случайно не нарисовал её? — тихо спросила Ойлэ. В озере плеснула хвостом большая зеркальная рыба.
— Рисовал, — удивился Изгой. — Но те рисунки куда-то делись. Я где-то потерял их при переезде: уже, конечно, не помню, где…
— Не эти? — спросила Ойлэ и достала из кармана кофты несколько листков бумаги в плёнке. Изгой просиял.
— Где ты их нашла? — он бережно взял листки в руки и с искренним недоумением посмотрел на рисунки. В свете луны они блестели в тех местах, где их коснулись мокрые пальцы белухи.
— В большом железном ящике на лавандовых полях, — ответила Ойлэ, косо поглядывая на рисунки в руках Изгоя. — Мы нашли его ещё в начале нашего путешествия. Не скажешь, что это?
— Большой железный ящик? — задумчиво переспросил Изгой. Ойлэ кивнула.
— У него ещё колёса были.
Некоторое время Изгой молчал.
— А! — наконец хлопнул он себя по лбу. — Это вагон.
— А что это?
— Ну… — Изгой замялся, подбирая слова. — У нас есть поезда. Знаешь, что это?
— Нет.
— Ладно. Гусеницу представляешь себе?
— Ну?
— А это большая гусеница, только механическая и полая внутри, и состоит она из таких вот железных ящиков.
— А зачем они нужны?
— Чтобы ездить по земле.
Ойлэ непонимающе нахмурилась.
— А автомобили тогда зачем?
— М… Чтобы ездить по земле.
— А говорят, у вас ещё есть трамваи, — продолжала Ойлэ. — Они зачем?
Изгой несколько замялся.
— Чтобы ездить по земле.
— А троллейбусы?
Изгой совсем уж растерялся.
— Тоже чтобы ездить по земле, — пожал плечами он и улыбнулся. — Есть ещё велосипеды, самокаты, скейты, лыжи, роликовые коньки… — заметив непонимающее и почти испуганное выражение лица Ойлэ, Изгой от души засмеялся и вернул ей рисунки. — Это всё способы передвижения по земле. Да, у нас их много.
— Как странно, — хмыкнула Ойлэ, убирая обратно рисунки. — У нас, конечно, тоже есть всякие автобусы, трамваи, корабли и так далее, но…
— Но?
— Но они не особо отличаются друг от друга, если честно, — сказала Ойлэ. — Внешне они уж точно ничем не отличаются. Все они выглядят, как наш корабль, — Ойлэ кивнула в сторону корабля и улыбнулась. — Он, кстати, называется «Сушь».
— Интересное название для корабля.
— А что? По-моему, всё логично. Мы же на сушь идём.
Изгой усмехнулся про себя и окинул взглядом пузатый корабль китов.
— Действительно. И что, автобусы так же будут выглядеть?
— Ага.
— И трамваи?
— Особенно трамваи.
— И автомобили?
— У нас нет автомобилей.
— Как это? — удивился Изгой.
— Ну так, — пожала плечами Ойлэ. — Посмотри, какие мы большие. Один Уол чего стоит: самый длинный из всех нас. А представляешь, что было бы, если бы каждый залез в свой отдельный трамвай? Ну или автобус, как кому нравится. Мы бы в океане не поместились.